Дебри

Адам взял. Он почувствовал нож в руке. Толпа сомкнулась вокруг него. Десятка два людей снова попытались дотянуться до лежащего. Они давили на Адама, он согнулся, почти сел на корточки. Он увидел, как, устремившись вперед, сверкнул чей-то нож. Тихий и жалобный стон наполнил его уши, и вслед за ним — нарастающий гортанный рев. Он держал нож за рукоять. Он почувствовал, как напряглись мышцы. Почувствовал страшное возбуждение. Почувствовал желание ударить этим ножом. Он нагнулся, крепко сжимая рукоять, и понял, что ударит.

И тут к горлу подступила тошнота.

Он выронил нож. Кое-как удалось ему протолкаться назад. Кто-то втиснулся на его выгодное место. Он попал в боковой водоворот толпы. Его вынесло к только что выбитой двери. Вот он внутри дома. Узкая прихожая забита людьми. Он увидел рядом небольшую дверцу. Дверца подалась под его плечом, и он скользнул внутрь, в кромешную темень. По крайней мере, темень стала кромешной, когда дверь закрылась у него за спиной. Потом он упал.

Он понял, что упал с невысокой лестницы. Он не ушибся, поскольку внизу ткнулся в упругую мягкость человеческого тела. Ни вскрика, ни кряхтенья не последовало. Тело отшатнулось во тьму. Адам слышал, как оно дышит.

Он стоял в темноте, прижимая к себе ранец. Он не мог вспомнить, как поднял его.

Он сделал два маленьких шага и опять наткнулся на человеческую плоть. Она тоже отодвинулась без единого звука. Он шагнул дальше, во мрак. И нащупал стену. Стена была земляная. Это был простой погреб без кирпичной кладки. Адам прислонился к стене и услышал звук сдерживаемого в темноте дыхания.

Дверь наверху рывком распахнулась, появился факел. Теперь он разглядел сидящие на корточках фигуры, темные лица, белки глаз, вспыхнувшие в свете огня. В дверном проеме раздался смешок, факел убрали, и дверь закрыли. Целых пять минут прошло, прежде чем дверь снова открылась. Теперь её отворили всего на несколько дюймов и так оставили. Свет нарочно не зажигали. Снова послышалось хихиканье.

Следующее, что он услышал, было журчание воды по ступеням. Звук успокаивал. Это был единственный звук, за исключением сдавленного хихиканья и перешептывания за дверью, как будто расшалившиеся дети замыслили какую-то шутку. Погреб начал наполняться водой. Он заполнялся медленно, но неотвратимо. Воды стало по щиколотку. Потом, спустя какое-то время, по колено. Когда она поднялась выше пояса, кто-то ринулся к двери.

Тот, у кого не выдержали нервы, распахнул дверь и выскочил. Дверь аккуратно прикрыли — настолько, чтобы проходил шланг. Грохнул за дверью смех. Потом раздался одинокий крик. Полных десять минут прошло, прежде чем следующий пленник рванулся к двери. Вода доходила до груди.

Пять человек покинули подвал, а вода поднялась к самым ключицам, когда Адам начал ощупывать стену за спиной. Он обнаружил там какой-то выступ или полку на уровне фундамента, вровень с землей. Он инстинктивно полез туда, шлепая руками по воде.

Потом что-то дотронулось до его головы, сбоку. Что-то шарило по его плечу. Рука — теперь он понял, что это было — ухватила его под мышку. Другая рука вцепилась в пальто. Руки втянули его вверх, в темноту.

Глава 5

Он открыл глаза. Над ним был высокий потолок, светло-бежевый, с замысловатой лепниной. Он почувствовал пуховую мягкость подушки под головой. Уловил крахмальный, чистый, пропитанный солнцем и травой запах простыни, укрывавшей его до самого подбородка. Глаза его снова закрылись, и под гипнозом этого запаха он подумал о том, как славно лежать на высокогорном лугу в конце лета, вдыхая аромат можжевельника и глядя в недвижную синеву неба. Однажды он лежал на таком лугу. Он мысленно поплыл в прошлое, пытаясь вспомнить.

Но вдруг резко очнулся: Где я?

Приподнялся на локте, и взгляд его скользнул по большой комнате с дорогой мебелью. Массивные синие шторы на двух высоких окнах были задернуты, так что света в комнату проникало совсем немного. Солнечный луч, пробившийся в щель между шторами на одном из окон, лежал почти горизонтально. Он смотрел, как танцуют в луче пылинки, и пока смотрел, на миг забылся. Потом к нему снова вернулось ощущение реальности, он спохватился и сделал логический вывод из этого косого, почти горизонтального луча: видимо, дело к вечеру. Человек живет во Времени, подумал он. Я постиг концепцию Времени, стало быть, я человек, подумал он с иронией, глядя на луч. Эта мысль показалась ему забавной.

На глаза попался ранец, скромно лежащий на стуле рядом с дверью. Глядя на него, он добавил: Это мой ранец. А значит, я — это я. Его охватила грусть. Грусть переросла в странное чувство вины. На миг ему показалось, что это вина без причины, без преступления. Правда, он отметил, что и грусть, и вина родились из мысли, что он — это он.