Debriefing the President

Саддам в большинстве своем был внимателен и способен обсуждать широкий круг тем. Временами его было откровенно трудно заткнуть. Он любил поговорить, особенно о себе. Но когда его ставили перед фактом его ответственности за беды Ирака, он расстраивался и бросал на нас сердитые взгляды. В тех случаях, когда речь не шла о самообвинении и личной ответственности, его память была острой как бритва. Иногда я задавал ему непонятный вопрос или показывал фотографию, сделанную двадцать пять лет назад, и его ответ был точным и подробным. В отличие от большинства заключенных, он не казался особенно обеспокоенным самим заключением, возможно, из-за своего предыдущего двухлетнего заключения (с 1964 по 1966 год), а возможно, потому, что его жизнь в качестве президента Ирака была настолько регламентирована, что почти ощущалась как тюрьма. Он не проявлял никаких признаков беспокойства, растерянности, паранойи или бреда. Временами он даже демонстрировал самоуничижительное чувство юмора и иногда разражался хихиканьем, сотрясая плечи. Он часто отвечал на вопросы своими собственными вопросами или давал ответы в форме притч. Чаще всего он позволял вопрошающему самому догадаться о том, что он сказал, вместо того чтобы объяснить это. Он не был космополитом; его высказывания и поведение отражали его бедное, сельское, племенное тикритское происхождение. Но эти мнимые слабости были источником его инстинктивного и глубокого понимания иракского общества и рычагов власти, необходимых для управления им.

Первоначальная оценка Саддама, проведенная *****************, что он был хроническим лжецом. ******* Почти все, кто имел дело с иракским диктатором, были склонны отметать все, что он говорил, если только он чудесным образом не признавался в наличии ОМУ или не отдавал приказы о геноцидных атаках. Саддам мог быть весьма откровенным, когда хотел. Однако наши предвзятые представления о нем иногда брали верх над нами. Временами мы забрасывали вопрос молотком, чувствуя, что не достигаем прогресса, хотя на самом деле это было так. В отношениях с соседними лидерами, и Саддам начал откровенно высказывать свое мнение, в основном негативное, о короле Иордании Абдалле и президенте Сирии Башаре аль-Асаде. На следующий день, когда мы продолжили нашу беседу, Саддам сказал: "Думаю, вчера я сказал слишком много. Поэтому сейчас я ничего не скажу". Иногда я задавался вопросом, знал ли Саддам, как хорошо он все скрывает, или же он сознательно пользовался тем, что Запад изображал его воплощением дьявола.

Когда через несколько дней после захвата Саддама Дональд Рамсфелд заявил в эфире CNN, что ЦРУ будет первым допрашивать Саддама, это вызвало дрожь в наших рядах. До этого момента местонахождение Саддама держалось в секрете, но, выделив Агентство, Рамсфелд был опасно близок к тому, чтобы выдать себя. Мы беспокоились, что наши ежедневные поездки в аэропорт и обратно могут навести наблюдателей на мысль, что рядом происходит что-то важное. Саддама держали в Battlefield Interrogation Facility (BIF), старом объекте Специальной республиканской гвардии рядом с аэропортом, который теперь использовался для содержания заключенных после того, как их забирали с поля боя. Хотя Рамсфелда это, возможно, и не волновало, но нас и адмирала Уильяма Макрейвена, который отвечал за уход за Саддамом и его общее благополучие, это сильно беспокоило. Несмотря на то что Саддам не собирался бежать из тюрьмы, его безопасность была менее надежной. Его камера находилась недалеко от главной дороги, в зоне досягаемости ракет и минометов. И, конечно же, его дознаватели из ЦРУ должны были находиться прямо на линии огня.

Когда мы начали готовиться к допросу Саддама, Агентство решило привлечь к допросам полиграфолога Брюса, а также меня и армейского переводчика, капитана Ахмада, который был палестинцем по происхождению. Брюс присутствовал не для того, чтобы проводить тесты на детекторе лжи. Агентство считало, что его стиль вкрадчивого общения может раскрепостить Саддама. Брюс практически ничего не знал об Ираке, и ему пришлось попросить меня придумать темы для разговора с Саддамом. Я сказал, что есть много тем для разговора, но если у нас не будет детального знания истории Саддама, то сеансы, скорее всего, не будут плодотворными.

Когда я объяснял это Брюсу, мне пришло в голову, что наше правительство никогда не готовилось к захвату Саддама живым. Американские чиновники считали само собой разумеющимся, что Саддам скорее покончит с собой, чем попадет в плен, или будет убит при попытке к бегству. Когда он был захвачен живым, никто не знал, что делать.