Тимофей Саввич при всем к нему наружном, людям приметном, женином почтении ни одно решение по фабричным делам не принимал, не посоветовавшись со своей «душечкой». А у Саввы и обхождение другое, и разговор не тот. Сначала распорядится, как считает нужным, по-своему стало быть, а потом. «Вот, мамаша, разрешите доложить...»
«Это касаемо Никольской мануфактуры. Про другие же свои дела и вовсе не считает нужным докладывать. А таких дел у Саввушки, по московским слухам, премного. Один этот новый театр, что на Камергерском строит он для Кости Алексеева, в какую копеечку может влететь? Ну, компаньон-то Костя, конечно, солидный. Алексеевская фирма на Москве уважаема. Хотя жаль, конечно, что сам-то Константин не по отцовой дороге пошел, актерствует. Даже фамилию для сцены переменил, чтобы рода своего не срамить...
В общем, ладно: Костя так Костя, театр так театр...
А вот почему не везет Саввушка представлять закадычного друга родной своей матери? Любопытно мне, старухе, на этого красавца глянуть».
Помнит она Костеньку еще мальчонкой на детских балах в Купеческом собрании.
Так и сказала Мария Федоровна сыну, когда пришел он к ней как-то под вечер из правления мануфактуры, сразу после службы. Приложился к ручке, башку свою стриженую подставил под материнский поцелуй,— приметила тут Мария Федоровна, что появилась у Саввушки первая седина. Поздоровавшись, сказала:
— Про Орехово можешь не рассказывать, сама все знаю... А на Камергерском стройка скоро закончится?
— Надеюсь, к осени, мамаша. Константин Сергеич и Владимир Иваныч думают в новом помещении сезон открывать. На премьеру вас ожидаем, мамаша...
— Куда уж старухе по спектаклям ходить. А Константину твоему надо бы ко мне заехать. Не терпится мне поглядеть: какой он нынче стал важный.
— Константина сейчас нет в Москве, на водах, в Ессентуках...
— Стало быть, лечится. Хорошо. Ты, Савва, тоже за желудком следи. А то не ровен час...
— Слушаюсь, мамаша, спасибо вам...
— Из спасиба здоровья не добудешь. Отдыхать надо толком.
— Да я вчера из Покровского...
— Ну как там внучата? Машенька — тезка моя — все пляшет... Еще в актерки пойдет, не приведи господи...
— Что вы, Маше до этого еще далеко...
— А то, смотри, будет в Москве театр Морозовых, как опера Мамонтова. Не ударишь лицом в грязь перед Саввой Иванычем.
— Не будет театра Морозовых, мамаша. Уже есть Московский Художественный театр.
— Ладно, Саввушка, мне на том свете все равно будет... А пока думаю: оба вы — Саввы московские — хороши, что ты, что Иваныч. Побывал старик в долговой яме... Как бы и тебе в нее не угодить, коли разучишься деньгам счет вести. Ты не смейся, всякое может случиться... С театрами этими, поди, тысячи на ветер летят.
— Я не смеюсь, мамаша,— Савва Тимофеевич погасил улыбку.— Однако позвольте*уж мне свою точку зрения высказать...
— Говори, говори, послушаю,— Мария Федоровна поправила очки на носу.
— Ежели, мамаша, по-вашему судить, что все, мол, за деловой конторкой — купеческая блажь, то надо было и Павла Михайлыча Третьякова в свое время остерегать, и Солдатенкова Кузьму Терентьевича, дядю вашего. А глядите: Третьяковская-то галерея — украшенье Москвы... Солдатенковская больница сколько народу от смерти спасает! А солдатенковские издания просвещение народу несут... А клиника на Девичьем поле? Целый корпус там носит имя Тимофея Саввича Морозова... Да и Викула Елисеич по себе память оставил Морозовской детской больницей... Нам с вами, мамаша, надо гордиться, что сословие наше, вышедшее из мужиков, служит своему народу...
Мария Федоровна отмахнулась:
— Складно речи говоришь, Саввушка. Народ, народ... Злодеи, что царя-освободителя бомбой убили, тоже народниками себя называли... Народ, народ... Хоть наших фабричных взять, хоть деревенских — лодыри большей частью, пьяницы, смутьяны. Им острастка нужна, а не поблажки...
Савва Тимофеевич устало закрыл глаза: нет, старуху не переубедишь, не переспоришь.
Мария Федоровна сказала строго:
— Коли ты такой уж о народе радетель, Савва, вот тебе мой приказ: в богадельне в Орехове чтобы к осени капитальный ремонт закончить. Скажешь: строительных рабочих не хватает? Так ты со своей станции с электрической сними. Подождет станция вместе с этим твоим, как его, Краснюковым.
— Его фамилия Красин, мамаша.
— А, все равно... Боюсь, не из красненьких он будет, а?
— Что вы, мамаша, с отличной аттестацией инженер.
— Ну, ну, смотри, Савва. А насчет богадельни слово мое твердо.
Закончив деловую часть беседы, старуха Морозова обратилась к теме родственной:
— Про Елену Кривошеину, Аннушкину дочь. Муженек-то ее Александр Васильич, слыхивала я, государем намедни принят был. В гору идет. Ты с Зиновией собрался бы в Питер Кривошеиных проведать... И Зиновии лестно будет там перед графьями да князьями покуражиться, и тебе пригодится иное новое знакомство... Надо, Саввушка, родню свою помнить. Надо...