Дед умер молодым

«Ох уж эта родня, — с тоской думал Савва Тимофеевич, выходя с Большого Трехсвятительского на Покровский бульвар. Отпустив кучера с экипажем, он решил прогуляться пешком до Спиридоньевки, по бульварам. Хоть и не ближний свет, а продышаться, промяться нелишне.— Ох уж эта родня! До чего же привыкла Мария Федоровна — маменька, бабушка, прабабушка — опекать многочисленных своих потомков. Есть в этой назойливой опеке некая болезненная мнительность. И откуда она берется? Не от тайного ли сознания собственной вины?»

Ведь не всем близким известно, что с Марией Федоровной Симоновой проникла в морозовскую славянскую породу вся эта азиатчина: скуластые лица, малость раскосые глаза, желтоватый оттенок кожи. И не только эти внешние признаки. Где-то там, в недоступных глазу неведомых памяти глубинах давно ушедших поколений, крепко засела дурная наследственность. Неспроста ведь Саша, старшая дочь, потеряла рассудок, не успев дожить до седых волос. Да и сама-то Мария Федоровна со всеми ее причудами, самодурством, строго говоря, заслуживала внимания врачей-психиатров...

«А добряк Сергуня, пуще огня боящийся маменьку? Он ведь тоже со странностями... Сидит себе этаким бирюком в своем Успенском под Звенигородом. Никак не решается невесту выбрать из хоровода барышень на выданье, кружащихся перед богатыми женихами.

Да и о следующем поколении как не задуматься с тревогой?.. Если Сашин сынок оказался на пороге желтого дома почти одновременно со своей матерью, то где гарантия того, что такая же судьба может не ожидать и «Саввичей», его, Саввы Морозова, собственных детей?

Не люблю я родную мать, честно говоря, не могу любить. Но жалею — просто по-человечески. Ведь если вдуматься, старуха всю жизнь подавлена подсознательным ощущением врожденной вины своих предков перед потомками. Чей это грех? В каком поколении и кем именно из Симоновых совершен он?.. Отсюда, наверное, и исступленное стремление Марии Федоровны замаливать грехи перед господом богом?»

Маниакальная религиозность матери враждебно воспринималась Саввой Тимофеевичем еще и потому, что показная добродетель в старухином характере отлично уживалась со стяжательством и властолюбием. Надо же было уметь еще в те давние времена, когда Саввушка и в гимназию не ходил, преобразовать морозовскую мануфактуру из единоличного владения Морозовых в паевое товарищество на манер европейских акционерных обществ. Умножив морозовский капитал посильными вкладами других пайщиков, сохранить за Морозовыми все командные посты. Недаром в высочайше утвержденном уставе Никольской мануфактуры в числе ее учредителей — первогильдейных купцов — значилась и Мария Федоровна Морозова с указанием на ее скромную сословную принадлежность — «потомственная почетная гражданка».

Да что там — разве в чинах дело? Хорошо знал Савва, что супругу своему, первому в империи мануфактур-советнику, Мария Федоровна не только не уступала в деловых качествах, но кое в чем и превзошла его.

«В чем же именно?» — не раз задумывался сын. В хозяйской сметке? Нет, пожалуй, не в этом. Маменьку и раньше, когда моложе да бодрей она была, не видел сын в фабричных цехах. Не вмешивалась она в дела трудовые. А вот в умении распознавать людские характеры и благодаря этому властно распоряжаться людьми — тут она была всегда, как говорится, на коне. Знала и в лицо, и по именам-прозвищам едва ли не всех орехово-зуевских бабок и дедов. Всегда была готова и ласковое слово молвить, и подарочек, хоть самый грошовый, пожаловать. Вот и почитали ее иные ореховцы — деды да бабки — своей благодетельницей, именем Марии Федоровны богадельню нарекли. За обедней в церкви во здравие рабы божией Марии просфоры освящали.

Не сомневался молодой хозяин, что хотелось бы старой хозяйке держать в ежовых рукавицах весь фабричный люд, как заведено было еще в патриархальные времена грозным свекром Саввой Васильевичем и продолжалось при Тимофее Саввиче.

Но теперь уж все по-другому. Недовольна старуха тем, что молодой хозяин как-то очень уж доступен стал для рабочих: фабричных старост, о которых раньше и слуху не было, в кабинете у себя принимает. А ежели кто по холопской привычке в ноги поклонится — такого директор и на диван усадит.

Докладывал Марии Федоровне о таких случаях все тот же верный ее осведомитель Сергей Назаров. И комментировал:

— Так-то, бесценная бабушка... Скоро, думаю, будет Савва Тимофеич друзей своих из фабры вместе с пайщиками на правление приглашать. Поглядели бы вы, бабушка, как привечает директор-распорядитель Алешку Барышникова, недавно избранного в число старост. А он, Алешка-то, в Сибири ссылку отбывал целых три года...