Дед умер молодым

Визиты матери Савва Тимофеевич наносил регулярно, но всегда без особой радости, скорее выполняя сыновью повинность. Почитать родительницу — к этому призывали старообрядческие традиции, исконные, воспитанные с детства,— он считал своим долгом. А вот любить?.. Стыдно признаться, не чувствовал старший сын сердечной привязанности к Марии Федоровне, как покойный его отец Тимофей Саввич. Так с самой ранней поры, почти с младенчества. Не то чтобы ревновал он мать к младшему братцу Сереженьке, послушному баловню, нет. В Орехове или в Усадах, бывало, возвращаясь из «казаков-разбойников» в синяках и ссадинах, но всегда без единой слезинки, мальчик не отвечал на материнские расспросы: «Кто тебя обидел?» Молча шел в угол, беспрекословно становился коленками на горох. А на церковных службах вертелся как бесенок, петь в хоре отказывался, дома после молебнов руку батюшке целовать не хотел: «Противная она, волосатая». Если случалось заслужить порку, расстегивал штанишки сам, прощенья никогда не просил. Читать-писать научился неожиданно для родителей быстро. С домашними учителями, будь то мадам-француженка, гувернер-англичанин или законоучитель-священник, спорил, даже ссорился. Задачи решал быстро, сочинения писал с маху, без раздумий. Против порядков, установившихся в богатых купеческих семьях — обучать детей всем наукам дома, решительно восстал уже четырнадцати лет от роду. Пришлось в гимназию паренька отдавать. Определили в одну из лучших московских гимназий, что у Покровских ворот, в бывшем дворце графа Разумовского.

Домой приносил Савва не только пятерки. В карманах его гимназической шинели гувернер находил то папиросы, то колоду карт. Однако аттестат зрелости был получен чин по чину.

В университете на естественном отделении физико-математического факультета обучался молодой Морозов вместе с юношами из самых почтенных московских семей. Были среди его однокашников даже два графа: Сергей, сын Льва Николаевича Толстого, и Олсуфьев.

Но при всем при том не стеснялся Саввушка приводить домой и других коллег — в косоворотках под потертыми студенческими куртками.

Случалось Савве поздней ночью на лихаче подкатывать к отчему дому. А на другой день на вопрос родителей: «Где это ты так поздно гулял, Саввушка?» — старший сын отвечал непринужденно: «В Петровском парке, у цыган, место привычное».

Получив университетский диплом, собрался Савва Тимофеевич в Англию. Там в Кембридже слушал лекции профессоров, в Манчестере набирался сноровки, опыта у мастеров по ткачеству, прядению, крашению тканей. Сразу как возвратился домой в Орехово-Зуево, занял директорскую должность, заменив отца, ушедшего по хворости на покой.

Всем этим Мария Федоровна могла бы гордиться. Она и гордилась, конечно, но только втайне. Материнские свои чувства напоказ не выставляла. Впрочем, если уж по душам говорить, не столько гордилась мать сыном, сколько завидовала ему. Да и побаивалась малость его. Саввой не покомандуешь, как привыкла она за сорок лет супружеской жизни командовать покойным мужем.

Тимофей Саввич при всем к нему наружном, людям приметном, женином почтении ни одно решение по фабричным делам не принимал, не посоветовавшись со своей «душечкой». А у Саввы и обхождение другое, и разговор не тот. Сначала распорядится, как считает нужным, по-своему стало быть, а потом. «Вот, мамаша, разрешите доложить...»

«Это касаемо Никольской мануфактуры. Про другие же свои дела и вовсе не считает нужным докладывать. А таких дел у Саввушки, по московским слухам, премного. Один этот новый театр, что на Камергерском строит он для Кости Алексеева, в какую копеечку может влететь? Ну, компаньон-то Костя, конечно, солидный. Алексеевская фирма на Москве уважаема. Хотя жаль, конечно, что сам-то Константин не по отцовой дороге пошел, актерствует. Даже фамилию для сцены переменил, чтобы рода своего не срамить...

В общем, ладно: Костя так Костя, театр так театр...

А вот почему не везет Саввушка представлять закадычного друга родной своей матери? Любопытно мне, старухе, на этого красавца глянуть».

Помнит она Костеньку еще мальчонкой на детских балах в Купеческом собрании.

Так и сказала Мария Федоровна сыну, когда пришел он к ней как-то под вечер из правления мануфактуры, сразу после службы. Приложился к ручке, башку свою стриженую подставил под материнский поцелуй,— приметила тут Мария Федоровна, что появилась у Саввушки первая седина. Поздоровавшись, сказала:

— Про Орехово можешь не рассказывать, сама все знаю... А на Камергерском стройка скоро закончится?

— Надеюсь, к осени, мамаша. Константин Сергеич и Владимир Иваныч думают в новом помещении сезон открывать. На премьеру вас ожидаем, мамаша...

— Куда уж старухе по спектаклям ходить. А Константину твоему надо бы ко мне заехать. Не терпится мне поглядеть: какой он нынче стал важный.

— Константина сейчас нет в Москве, на водах, в Ессентуках...

— Стало быть, лечится. Хорошо. Ты, Савва, тоже за желудком следи. А то не ровен час...

— Слушаюсь, мамаша, спасибо вам...

— Из спасиба здоровья не добудешь. Отдыхать надо толком.

— Да я вчера из Покровского...