Дед умер молодым

— Ключевский.

— Добро пожаловать, Василий Осипыч,— Савва Тимофеевич почтительно пожал его руку,— знаю вас в лицо уж много лет, хоть и не имел чести до сей поры быть лично вам представленным. Слушал ваши лекции в нашей альма-матер на Моховой...

— Профессор истории сам являет собой личность историческую,— добродушно комментировала Карпова.

Из вагона вышли еще две совсем молодые пары. Их Морозовы звали уменьшительными именами, как принято среди родственников.

— А где же Ольга Леонардовна с Антоном Павлычем?

Зинаида Григорьевна едва успела спросить, как на

станционной платформе появились еще двое: мужчина — очень высокий и худой, в пенсне на шнурке, в помятой шляпе — и его спутница, элегантная брюнетка под вуалью.

— Вот наконец и они, — обрадовались встречающие, радушно здороваясь с четой Чеховых.

Пока усаживались в экипажи, Антон Павлович спросил хозяйку:

— До вашей вотчины далеко?

— Три версты всего, быстро доедем.

Зинаида Григорьевна улыбнулась:

— А до вашей вотчины, доктор Чехов, и того ближе, рукой подать.— И показала на сверкавший вдали купол Ново-Иерусалимского собора. — Там он, ваш Воскресенск, Антон Павлыч.

— Мой Воскресенск,— Чехов вздохнул,— было время, лечил я там народ когда-то... Таким далеким казался городишко от Москвы... А теперь, смотрите, за два часа докатили по чугунке.

— Испытали и мы эту дальность,— сказал Морозов.— Когда покупали Покровское, ездили сюда лошадьми от Николаевской железной дороги. Однако прошу, господа, поедем...

Разговор о достопримечательностях Ново-Иерусалимской округи возобновился в Покровском, когда гости, слегка отдохнув, собрались к обеденному столу.

— Значит, вы, Антон Павлыч, в здешних краях человек свой,— сказал Ключевский,— а я, представьте себе, хоть и занимаюсь всю жизнь прошлым России, в иные места только гостем наведывался. Сколько архивных и книжных материалов о стрелецких бунтах знаю наизусть... А вот личные впечатления о монастырских стенах Нового Иерусалима, под которыми шел последний бой мятежных стрельцов против Петрова войска, как-то миновали мою память.

— Завтра же поедем в монастырь, Василий Осипыч,— предложил Морозов.— Заодно и могиле патриарха Никона поклонимся...

— Как, разве Никон похоронен там? — удивилась Ольга Леонардовна Книппер.— Вот не знала.

— Ай-яй-яй, актриса, а еще царицу Ирину играешь,— пожурил жену Чехов.

— Именно там,— продолжал Морозов,— он, кстати, и монастырь этот построил как оплот своей никонианской веры. По этой части уж я, старообрядец, точно осведомлен . Патриарх Никон, со святыми его упокой, крепко насолил нам, раскольникам.

К Морозову обратился Ключевский:

— Вот вы изволили упомянуть о раскольниках. И как я подметил, упомянули не без гордости. Разделяю вашу гордость, Савва Тимофеевич, ибо думаю: именно старообрядчеству обязано торговое сословие на Руси крепостью своих устоев, и нравственных, и семейных

— Эх, Василий Осипыч,— Морозов вздохнул,— о какой крепости устоев можно говорить нынче Ведь почти

в каждой купеческой семье — скандальные истории. Ежели дед и отец — серьезные, деловые люди, то внук уж обязательно мот, лошадник, цыганский угодник. Один Сашка Морозов чего стоит. Вот уж наградил господь двоюродным племянничком.

— Что ты, Савва, зачем Александра Федоровича срамить, не заслужил он... И без того под опекой,— вступилась Анна Тимофеевна.

— Стоит. Заслужил. Не будь опеки, сидеть бы Сашке за решеткой или — того хуже — в желтом доме... Нельзя, Аннушка, закрывать глаза на то, что творится в нашем сословии... Из песни слова не выкинешь. Быстрое вырождение в среде буржуазии отмечается и в Американских Штатах. Есть в этом, видимо, какая-то социальная закономерность.

— В последнем не могу с вами не согласиться,— откликнулся Ключевский,— А почему это происходит? Вы, мадам, какого мнения на сей счет? — обратился он к хозяйке дома.

Зинаида Григорьевна смутилась:

— Помилуйте, профессор, где уж мне о таких делах судить!

Ключевский настаивал:

— Вам в первую очередь. Вы — молодая мать — не можете быть безучастны к будущему следующих за вами поколений.

— О, как строго вы ставите вопрос, Василий Осипыч. Дайте подумать,— И после долгой паузы Зинаида Григорьевна ответила вполголоса, но твердо, убежденно: — Беда у нас в том, что нет постепенности в культуре... Вот... Дед, родоначальник фамилии, в лаптях в Москву пришел, а внучков его в атласных каретах катают. От роскоши да богатства у кого голова не закружится, ум за разум не зайдет...

— Браво, Зинаида Григорьевна! — Ключевский одобрительно наклонил голову.

— Умница ты, хозяйка, дай ручку поцелую,— расцвел Морозов.

А Чехов после долгого молчания произнес:

— Я ведь тоже из купцов, из мелких, правда... Отец мой в лавке сидел... А дети...— он вдруг запнулся.— Да вряд ли будут у меня дети...

Антон Павлович Чехов, человек бездетный, большую часть своей жизни — холостой, был в душе семьянином.

Приехав к Морозовым в Покровское, он на равных, как с закадычным приятелем, беседовал с тринадцатилетним Тимошей. Мальчик настойчиво приглашал гостя на охоту, на рыбалку.