Дедовщина

Дошло не до всех. На вечерней зорьке рыбаки пошли сети снимать, а там уже городские. Последовала перепалка. Перешедшая в драчку. Подъехали мои гридни верхами и посоветовали прекратить. Рыбо-воры сперва отгавкивались. Потом им мечи показали. Те кинулись угрёбывать. С сетями.

Не надо бегать от лучника. Убежать - не убежишь, только пропотеешь.

На сотне шагов, на реке, с седла как с табуретки... лодки пригнали, рыбу вернули, покойников отнесли в монастырь.

-- Не! Не надо! Забирайте своих мертвяков!

-- Они уже не наши, они - божьи. Обмывайте, отпевайте и закапывайте. Коли "нет" - трупари на куски порублю и на колья по всей вашей стене насажу. Ох и нанюхаетесь.

Игумен на своих шипанул, и "смиренные монаси" занялись своим исконно-посконным занятием - вознесением молитв. С использованием шанцевого инструмента.

Старший боярин уныло вздыхал. Какие-то у Нечародея бояре все в него. Грустные.

Этот грустит не о землекопных трудах иноческих, а по делу:

-- Как бы беды не было. Озлобятся они, полезут ночью.

-- Полезут? Эт хорошо. Чем мёртвых ворогов больше, тем лучше. А наша с тобой, Яков Олексеич, забота, чтобы встретить незваных гостей... уважительно. И проводить к месту вечного отдохновения. Скрытные посты от напротив острова и до напротив монастыря. Парные конные дозоры вдоль берега. Командуй. Покажи мне своих добрых молодцев.

-- А твои?

-- А мои, господин старший боярин, только с похода и мест не знают.

Глава 7

54

Ещё затемно в Полоцке ударили в колокола. Краденые новгородские колокола далеко слыхать.

-- Не пойму я. На Софии набат бьют? А здесь, у Бориса и Глеба, обычные часы отбивают.

-- То не набат, то вече созывают.

Что ж, народоправство должно быть. Со звонами колокольными. Как трезвонить надоест - придут. Или биться, или кланяться.

Мы встали к югу от монастыря, из города наш лагерь хорошо не разглядеть. Табор беженцев благоустраивается, упорядочивается. В городе, говорят, кого-то на ножи поставили. Столб дыма появился. Но сильного пожара нет. Граждане, и думающие о себе так, должны созреть.

***

Джон Адамс, второй президент США:

"...демократия продолжается недолго. Уже скоро она чахнет, изнемогает и умерщвляет сама себя. Не было еще такой демократии, которая не совершила самоубийства".

Джеи?мс Мэдисон, отец американскои? Конституции, считал демократию "зрелищем, полным беспорядка и споров", которое обычно "и живет недолго, и умирает насильственнои? смертью".

Полоцкая "демократия по-боярски" прожила уже достаточно. "Пора закапывать стюардессу".

***

К вечеру подошёл и встал напротив города Нечародей. Оттуда увидали его хоругви, и в городе поднялись дымы от ещё двух пожаров.

Мне даже жалко полоцких бояр.

Вот представьте, к примеру, пулемётчика. Цель слева! - тра-та-та - упал, цель справа - тра-та-та - сдох, цель прямо - клац-клац... патроны кончились.

Обидно, понимаешь.

***

После смерти Чародея полоцкие бояре были "хозяевами жизни". Призывали и выгоняли князей. Расширяли права и возможности. Пережили киевских ставленников, разгром и высылку "рогволдов". Стойко переносили невзгоды, отстаивали независимость, защищали "батькивщину" и "дедовщину". И - вознаградились. Патриотизм превратился в вотчины, во власть. Во влияние и доходы.

"Добро - вознаграждено, зло - наказано".

В Новгороде держат князей "на коротком поводке". Выгоняют и призывают по своей воле.

В Киеве князей то травят, то бросают на поле боя, то забивают дубьём.

И полоцкие хотят тако же! И у них получается!

Они уже заставляют "целовать крест", гарантировать "вольности". Князья, потерпев поражения на поле боя, не рискуют возвращаться в город, убегают в свои уделы.

Так всё было хорошо! Устоявшийся набор хитростей, смелостей, расчётов, замыслов... опыт поколений... богатый комплект инструментов политической и общественной жизни...

И тут - снос.

***

Вся "система сдержек и противовесов по-боярски" "висела на одном гвозде" - на возможности выбрать князя из "рогволдов".

Бздынь.

Выбрать - не из чего.

"Если ты не занимаешься политикой, то политика займётся тобой".

Два года назад Боголюбский стал Государем Всея Святыя Руси. - Да нам-то что? Эт дела Киевские, от нас далёкие, не интересные.

Год назад Ропак угомонил Новгород. - Дык хорошо же! А то гордецы спесивые. Цены себе сложить не могут. Пущай теперя тюрю хлебают.

Часть полоцкий князей приняли присягу Государю. - И чё? Эт их дела. Они прежде нам присягали. "Первое слово - дороже второго". Порушат нашу присягу - пинками выгоним.

И тут Государь отдал город "Зверю Лютому". Подарил. Как сапоги ношеные. - А мы?! Иль мы скоты безъязыкие, безмысленные?! Не хотим! Не позволим! Не по старине! Не по закону!

Увы, закон ныне - воля Государя. Всё остальное значение имеет... ограниченно.

Да мы...! Того зверька лютенького...! На шубу, на шапку...!

Но Нечародей уходит из города. Недалеко, за реку. Но - уходит.

И плевать! От счастья своего бежит! От стола древнего! Славного! Наиглавнейшего! Дурень старый. Ещё прибежит! На коленях приползёт! Проситься назад будет. А мы не пустим. Мы другого доброго князя призовём.