Я покачал головой, совершенно не думая о своей кровати. История будоражила до костей.
— Под утро кому-то в голову пришла мысль поиграться со стеклянными бутылками из-под пива. Жаль ты уже не увидишь следов.
— Почему же? Стены угашены. Я все прекрасно видел.
— Ты не видел осколков. Дневальные вымели ведер десять.
— Они били друг друга по голове?
— Если бы! Смотрел фильм «Разборки в Бронксе» С Джеки Чаном? Там есть эпизод, когда уличные бандиты наматывают на биты тряпки, ставят бутылочки в ряд и… бьют по ним. Точно в гольф играют.
Я смотрел этот фильм, и до меня быстро дошло, о чем говорил Рома.
— Только фильм — это фильм, а реальность — это реальность. Короче, бутылку не так легко ударить битой, чтобы она не разбилась. Сколько не пытался Коля Розякин подсечь, бутылка разбивалась о биту прежде, чем долетала до стены. У Баха получилось раза два. Но он бил по донышку. В общем, вскоре, ребятам все надоело, и они стали швырять бутылки руками.
— Ужас!
— Концерт! Хорошо, что никого не зарезали!
— А с девками что было?
— Ничего. Милицию никто не вызывал, потому что это пятно на репутации академии. Решили оставить все в рамках. Наказать так, как считают нужным. Дисциплинарная комиссия и все такое. Потом они решат.
— Они решат, — пробормотал я, но не поверил.
Рома понял меня.
— Я пойду. Меня, как свидетеля заставляют давать показания.
— Ага, иди, — я подошел к разбитому окну и выглянул на улицу.
Ветер мел снег. Несколько курсантов тащили мусор и сломанные ветки.
— Пиши свои показания.
Я вернулся в кубрик и разогрел чай. Глянув на Мишу, мне представилась картина, как Коля Розякин заводит пьяную девчонку в кубрик и заставляет ее раздеваться. Тем временем Миша вжимается в угол, где несколько месяцев назад пытался укрыться от Олега. Девушка раздевается, Коля поет песни, Таранов и Гоголевских пытаются содрать с Миши штаны. Какой-нибудь Шашлыков снимает все это на видео.
— Эй, ты не спишь?
— Нет, — ответил Миша, уткнувшись в подушку.
— Повернись.
Он повернулся, и теперь устремил свой прямой недоверчивый взор на противоположную стену.
— Знаешь… это не так плохо, что ты увидел, — сказал я. — Мне бы на такое посмотреть, а то я за свои восемнадцать…
Миша судорожно глотнул, будто увидел ужасное воспоминание.
— Это же была шутка? Мишаня. Это была всего лишь шутка. Они же тебя не били?
— Не били, — ответил он.
— Так, почему ты такой?
— Какой?
— Несговорчивый. Как будто жалеешь о чем-то.
— Нет, все в порядке.
— Раз все в порядке, тогда скажи мне, ты хотел бы еще раз глянуть на ту девчонку?
— Нет.
— Почему?
— Так как сегодня, — уточнил Миша, — нет.
Я усмехнулся.
— А что было не так?
— Все.
Я стал пить чай, наблюдая, как на подоконнике хохляться голуби. Под крышами корпусов академии жили десятки голубей. Большая часть из них искала пропитание в столовой, меньшая часть — здесь, под окнами, где жили курсанты.
— Глянь туда, — я указал ему на окно.
Три птицы разместились точно напротив меня, и заглядывали в кубрик.
— У нас есть хлеб?
— В столе.
— Пойдем, покормим их, хватит лежать!
Я взял хлеб и вышел на балкон. Голуби тут же оживились.
— Мишаня! — я раскрошил хлеб и бросил на карниз.
Не так давно я узнал одну занимательную штуку. Поднять настроение за счет силы воли получается не всегда. Нужно что-то, что сделает эту работу за тебя и будет отличаться простотой и доступностью. На основании этого я сделал для себя удивительное открытие. Уличные голуби рассеивают душевный мрак едва ли не лучше всех на свете. Я ничего не придумывал и просто бросал им хлеб. Глядя на то, как они склевывали крошки, толкали друг друга, скользили по жестяному подоконнику, я начинал радоваться жизни. Голуби казались мне неуклюжими и смешными.
— Иди, скорее! — воскликнул я. — Смотри, что происходит!
Миша вышел на балкон через минуту. Серый, грустный и молчаливый.
— Возьми хлеб! Там остался еще.
Он взял хлеб, который за ночь подсох и превратился в сухарь, разломил его на два куска и протянул мне.
— Нет, дружбан, — перевел я. — Только сам! Бросай!
Миша резко вытянул руку, и птицы вспорхнули с карниза.
— Медленнее. Ты их напугал!
Он отступил назад.
— Они улетели.
— Они вернуться, — заверил я. — В следующий раз не маши руками. Хлеб нужно отдавать, а не бросать. Голуби бояться резких движений.
Я убедил его потерпеть пару минут и потом сказал:
— Положи мякоть на карниз.
Миша отщипнул несколько кусочков и положил их на карниз.
— Теперь жди.
Я отошел вглубь балкона, чтобы создать для птиц спокойную обстановку. Несколько голубей приземлились на карниз справа от нас. Самые смелые стали подходить к хлебным крошкам. Звук их коготков был подобен трещотке. Голуби с опаской смотрели на нас.
— Клюет! — воскликнул Миша, когда первый, самый отважный голубь схватил крупный кусочек хлеба.
Проглотить его он не смог, но кусочек разломился, и на крошки бросились другие.
— Жадные, — заметил Миша.
— Еще бы. Это же еда!