Что я, что мои друзья хорошо помнили, что случилось с нашей культурой в 90-е годы.
— И что ж, по-вашему надо делать с творческой интеллигенцией?
— Ценить, но не переоценивать.
Тяжельников задумался на секунду и, оценив шутку, рассмеялся.
— Хорошая мысль, тем более их реально жалко — они ведь люди подневольные.
Я кивнул, догадываясь что он имеет в виду.
— Это как? — спросил кто-то из гостей нашего купе. Глава советской делегации повернулся в спросившему.
— Если есть в человеке творческое начало, то оно тебя изведет и заставит себя реализовать — то ли петь, то ли плясать, то ли книжки писать…
— Точно, — подтвердил Никита. — Грызет, собака, заставляет… Рифмы подкидывает…
— Ну так значит и вы такие…
— Да, — снова согласился я. — Такие же, но не такие! Мы вот не только музыкантами станем. Мы еще и на инженеров выучимся.
— Ну, желаю успеха!
Главный комсомолец Союза пожал нам руку и под стук колес пошел дальше.
Секретарь нашего Райкома демократически постучал себя пальцем по лбу, но я только усмехнулся. Я сделал то, что хотел сделать и был уверено, что этот разговор не забудется и еще сыграет для нас добрую службу.
Глава 4
После того как высокое начальство вышло, мы последовали его примеру и вышли в тамбур. Вроде как покурить. Стучали колеса, поскрипывал поезд. Из нашего купе доносились звуки какой-то студенческой песни.
— Что это такое было? — спросил я Никиту. — Что это за самодеятельность? Ты представляешь, что, будет, если выяснится, что песня уже написана?
— Да ничего не будет, — хладнокровно ответил он. — Ни-че-го…
Он смотрел на меня спокойно-спокойно, и я сам остыл.
— Думаю, что такой песни еще нет.
— Почему?
— Такую не прячешь. Если б она была, то её наверняка уже крутили бы по радио…
Вообще-то он был прав. Такие песни в это время на полку не кладут. Если уж она до нашего времени дожила, то уж тут-то тем более — должна звучать из каждого утюга.
— Тем более говорили же мы о том, что надо выше подниматься? — продолжил Никита. — Говорили! А вот это хороший ход. Он нас наверняка запомнил.
— Ну а дальше что? Что с песней? Не наша эта сфера — комсомольская песня.
— А дальше можно так, — сказал Сергей. — Читал я когда-то о том, как Алла Борисовна пыталась анонимно музыку сочинять. Почему — не знаю. Может быть стеснялась, а может быть что-то еще. Так вот чтоб никто не смог понять, что музыка её, она придумала себе псевдоним. И появился на свете композитор Борис Горбонос. Вот и мы можем пойти тем же путем.
— Изъяснись…
— Композитор Борис Горбонос… Слышали такую фамилию?
Я пожали плечами.
— Так вот! Пугачева писала свои песни, а всем говорила, что её автор Борис Горбонос. Я когда-то даже фото видел, где она была загримирована под мужика. С усами!
— Да при чем тут это?
— Создадим виртуального автора. Поэта и композитора. Допустим… Зябликова. И станем приписывать ему все сомнительные произведения. У нас, я думаю, такие еще будут. Он пишет и нам присылает. А с нас и взятки гладки… А чтоб не обижать Пахмутову и Добронравова, можно отправить им текст и ноты песни «Молодого Ленина…» письмом от того самого Зябликова. Если окажется, что они уже написали и только припрятали песню до случая, то они посчитают это мистикой, а нас не найдут и песня останется их. А если песни еще нет, то…
— То её сочинил мы! А если вдруг спросят, о чем мы про такую замечательную песню узнали, то скажем — «Нам письмо пришло от товарища Зябликова»!
Мы смотрели друг на друга, прикидывая то так, то эдак. Действительно, Сергей предложил очень хорошую схему.
— Идея хорошая. Только вот Зябликов — это как-то неярко… Такой может быть и в самом деле существует. Фамилия как фамилия.
— А что тогда?
— А тогда надо какое-то погоняло придумать, чтоб даже издали было видно, что кто-то притворяется человек, защищает свое инкогнито… Что-то вроде..
Он покрутил головой, словно хотел отыскать искомое на стенке вагона. Там висела табличка со стрелкой «Вагон-ресторан».
— Вагонов-ресторанов? — предположил я. — Аркадий Петрович Вагонов-Ресторанов…. Звучит?
— А почему нет? — вмешался Никита. — Если Петров-Водкин был, то почему не быть Вагонову-Ресторанову?
— Ну что-то типа этого, — согласился Сергей. — Я бы предложил что-то менее вызывающее… Что-то вроде Моцартов или Чебурашников. Должно быть что-то такое, что всем было понятно, что это — ширма. Фикция…
— Жаль фамилия Мурадели занята, — мечтательно сказал Никита. — Это было бы самое то, что нужно. Второго такого не встретишь…
— В общем надо подумать. В идее что-то есть!
— А если пристанут с ножом к горлу, чтоб срочно написать, — продолжил он, — то так и скажем. «Пришло письмо, а там — текст и музыка…»
— Ага. И многозначительно подморгнем. Типа, сами понимаете, что слова эти только проявление нашей скромности…
Я засмеялся.
— Знаете такую даму как Голда Меир?
— А то!
Сергей усмехнулся и пропел кусочек из Высоцкого: