Дедушкины рассказы

Шоу продолжалось непрерывно два с лишним часа, от номера к номеру прибавляя темп. На сцене – карнавал туалетов. Кордебалет в непрерывном ритме превосходил самого себя, в каждой сцене потрясая новыми диковинными туалетами. Певицы разных оттенков кожи состязались не только в вокальном искусстве, но и в разумном сбрасывании одежд. Эквилибристы творили чудеса цирковой техники, а дрессировщик шимпанзе ни в чем не уступал своим подопечным. На сцене все кипело в водовороте страстей, сверкало, двигалось и пело. Это было зрелище вполне достойное внимания самой взыскательной публики. Но финал! Он, бесспорно, подводил итог прекрасному спектаклю.

Представьте сцену, на которой появились три очаровательных гурии в легких одеждах. К ним присоединились трое бравых парней в ярко-желтых жилетках, белых полосатых брюках и канотье. Девицы, пританцовывая, постепенно обнажались. В конце концов, добившись желаемого, они под ритмичную музыку стали удаляться за кулисы. Парни к этому времени, оказавшись без жилеток и брюк, стояли спиной к зрителю. Одним движением они сняли с головы канотье и, приложив к причинному месту, как по команде встали боком к залу. Затем разом подняли руки, и в такт музыки, слегка покачивая бедрами, двинулись следом за гуриями. Канотье остались на месте, будто повешенные на гвоздь. Ошеломленный зритель буквально взвыл от восторга…

Позже, уже по пути в наш охотничий домик, обсуждая незабываемое шоу, мы пришли к единодушному мнению, что видели подлинное искусство в необычном эстрадном жанре, нам пока еще незнакомом. И не ошиблись: спустя десятилетие этот жанр успешно пересек Атлантику и Европу и прочно утвердился на подмостках отечественных казино, но также он хорош, как американский? Мы этого не знаем, хотя можем предположить, что наверняка видели лучшее, что может быть создано в этом духе…

Мы всегда будем вместе

За три дня до нашего отлета Гриша пригласил друзей. Практически все были когда-то гражданами СССР. У каждого жизнь сложилась по-своему, но все нашли себя в Калифорнии.

Накануне Гриша «опустошил» наш любимый магазин, и в день парти мне с женой пришлось поработать с тем же энтузиазмом, который обычно проявляли при встрече друзей в Москве. Стол ломился от яств, приготовленных по московским рецептам Жени и без учета местных принципов готовки. Салаты были сдобрены майонезом, от чего наши американские гости давно отвыкли. Паштеты за версту источали нежнейшие ароматы, а цыплята «табака», величиной с перепелов, не позволяли отрывать от себя вожделенных взглядов. Холодные закуски взывали к справедливости, чтобы не наваливаться на одну, а попробовать каждую. Налицо было полное нарушение привычной американской трапезы – есть все натуральное, бескалорийное, без привычных приправ и тем более холестерина. В тот вечер торжествовали московские традиции и в накрытом столе, и в веселой болтовне, и в тостах. Пили, правда, по-американски: мало и по чуть-чуть, этого требовала ясная голова на завтрашней работе. Главное – было весело. Поначалу сыпались вопросы:

– Что, перестройка чувствуется или одна трескотня?

– В Кремль пускают или по пропускам?

– В магазинах по-прежнему пустые полки?

Мы с Женей отвечали насколько могли убедительно и, кажется, откровением заслужили доверие, и тут кто-то спросил – анекдоты привезли, на забыли? И началось:

« – Как ты думаешь, кто были первые люди – Адам и Ева?

– Я думаю, они были советские евреи.

– Почему советские евреи, а не просто евреи?

– Ходить голым, иметь одно яблоко на двоих и думать, что ты живешь в раю, может только советский человек.»

Хохот и требование рассказать еще.

«У Хаймовича спрашивают:

– Как вы относитесь к Советской власти?

– Как к своей жене.

– А что это значит?

– Очень просто: немножко боюсь, немножко браню, немножко хвалю, немножко люблю, но все-таки хочу другую.» Еще, еще, еще! – требовало общество. Я напрягся:

« – Зачем Рабинович женился на якутке?

– Чтобы вывести породу морозоустойчивых евреев.» Еще-о-о-о!

«Разговор двух евреев:

« – Я хотел бы после смерти лежать рядом с великим талмудистом ребе Иезеккией.

– А я, – говорит Мотке Хабад, – хотел бы лежать с Софой Шнеерсон.

– Но ведь она жива!

– Вот именно!»

Еще! Ну, пожалуйста, продолжайте!

«К портному еврею пришел заказчик и просил сшить брюки.

– Когда будут готовы? – спросил заказчик.

– Через две недели.

– Через две недели? Да Господь Бог создал за неделю целый мир!

– Должен Вам сказать, и говно же этот мир, а брюки будут у вас что надо!»

Стол начал скандировать: «Еще! Еще! Еще!» Я взмолился, но меня не отпускали. Я взял паузу, напрягая память, и махнул рукой:

« – Мойша, ты бы занавесил окно. Вчера ты черт знает что делал со своей женой!

– Ты будешь смеяться, меня вчера не было дома.»

– Еще, ну последний! Я снова задумался, но согласился:

– Хорошо, самый последний!

«В Париже, Жан говорит Жаку:

– Можешь себе представить, снится мне дурацкий сон, будто я стою в Лувре в очереди за керосином?