Деды и прадеды

Но тут же из-за хаты показался Никита, который не разбирал дороги и мощным галопом шёл напролом. Бабки Катерины не было видно. Никита подбежал к забору и попытался залезть, но сорвался, не в силах подтянуть свою тушу. Тогда он глянул безумными глазами на воющих зрителей, увидел сзади ковылявшую старушку, вид которой не оставлял ни малейших сомнений в её решимости довести дело до конца. Увидел Никита свою бабушку и с разгону врезался в забор. Хрустнули отламываемые доски, и Никита полез в проломанную дыру. Катерина помогла внуку протиснуться, напоследок хлестнув крест-накрест его по застрявшему было заду. Никитка дёрнулся и вырвался на свободу.

— Тьфу! — в сердцах плюнула старушка. — Трясця його матерi Казала ж йому!

Она оглянулась, нашла глазами мою бабушку, подошла.

— Бач, Тася, — устало, скукожившись и постарев опять на полвека, молвила она, — якби чекали на дохтура, було б шзно. В його ж заворот кишок був би. А так…

Она оглянулась на улицу. Смущённый внучок как раз вошёл в калитку, открытую трясущимися от задавленного хохота мужиками.

— Йому дуже корисно бiгати! — отрезала прабабушка Катерина. — А ну! А ну, налийте менi Ти що дивишься?! Ти теж хочеш по срацi?!

Она улыбнулась, взяла чарку и повернулась к тете Варе.

— Варечка! Рiдненка! Хай тoбi щастить! Здоровʼя тобi та твоїм дiткам!

Старая прабабка Катерина обернулась, посмотрела на гостей внимательно-внимательно. Все затихли. Её глаза, казалось, лучились.

— Боже мiй, Боже! Яка я щаслива! — она выпила чарку и бросила ее о землю, расколотив вдребезги. Она постояла с опущенной головой, словно рассматривая осколки. Потом, словно пружина, распрямилась. — Люди! Рiдненьки! Заспiваемо!

Она вытянулась в струнку, подняла голову и запела. Её надтреснутый слабенький голос сначала задребезжал, захрипел, но она топнула ногой, сжала кулачки, и вдруг её голос расцвёл и полетел над сотнями голов.

— Цвiте терен, терен цвiте,
Листя опадае,
Хто в любовi не знається,
Той горя не знає…

Родня кругом расступилась, несколько ошеломлённая красотой голоса. А она закрыла глаза, подняла подбородок так, словно трубу сделала из своего тела.

И произошло чудо.

В безлунной ночи синие, красные, зелёные, оранжевые звёзды освещали Катерину. Не видно было уже ни её глубоких морщин, ни старческой, обвисшей кожи. Ни ввалившейся груди, ни седых волос. Заскрипело зубами безжалостное время и отпустило Катерину. Люди, оцепенев, слышали, как поёт молодая девушка.

— А ну, дайте и нам! — в круг вышли бабушки Надя, Вероника и Зося.

Их глаза блестели. А бабушка Вероника улыбалась и вытирала мокрые щёки. Она плакала, как девочка. Они встали рядышком, незаметно друг для друга прижались плечами, словно одним целым стали. Да как начали выводить-выкруживать:

— Oчi мої, очi мої,
Що ви наробили?
Кого люди обминали,
Того полюбили…

Голос Терезы летел к звёздам, Соня шла вторым голосом, Вероника речитативом вела третью партию и Надя вела партию за мамой. К ним подошли топоровские дядьки Пётр и Николай — брат и двоюродный братья моего деда.

Они постояли тенями, переждали паузу. Потом Надя повела.

— Туман яром, туман долиною,
Туман яром, туман долиною…

Катерина молчала. Её бил мороз. Схватка с временем нелегко ей далась. Вероника обняла Катерину пухлыми своими руками и стала целовать в щёки, прижала голову к своей груди. Зося повела втору.

— За туманом нiчого не видно
Тiльки видно дуба зеленого…

А Петя и Коля стали тихонько погуживать-гудеть — басами стали выстраивать опору удивительному четырёхголосью. Люди стали переглядываться, шёпотом переговариваться, замахали руками, подзывая своих. То одна, то другая семья вступала в круг, подстраивалась под это басовое «ду-ду-ду» и бережно-бережно разукрашивала песню.

Где-то сзади серебряным звуком зазвенела мандолина. Бухнул, звякнул бубен и тихо стал отбивать ритм.

И полились песни — одна за другой.

Эти песни жили в полях и реках, они были в пыли и в дожде, в порывах ветра и в тяжёлой работе в поле, в скрипе телег и перезвоне колокольчиков стада на рассвете, они спускались звонами невидимого жаворонка, растворённого в синем-синем небе, песни гудели в вершинах весенних цветущих садов, укрывавших тёплую землю бело-розовым снегом обильного цветения.

Песни шелестели зерном нового урожая. Их нотами были чёрно-красные крестики вышиванок. Ритм песен задавался звоном затачиваемых кос и стуком цепов, отполированных руками молотильщиков.

Песни крыльями взмахивали над Вариной хатой. И случилось второе чудо.

Род стал одним целым. Звуки летели из одной груди. И в груди билось единое сердце.

И на всех была одна любовь…

Эпилог Последний в роду

…Снять кожу с тёплого тела несложно.