Деды и прадеды

— Вот, Гриша, а ты же знаешь, Зиновий, ну, младшенький, он же так похож на деда Терентия, такие же брови, так же держится. Весь такой интеллигентный мальчик. Порода, ты же понимаешь. Они же там все эмигранты собираются часто вместе, у них есть своё телевидение, — Козя продолжала говорить, я же старательно кивал головой в такт тем словам, которые она особенно выделяла. — А они пошли все вместе — и Эдгар, и Света, и Зиновий, и Стефан. А Зинечку и Стефика одели в вышиванки, ну, в те, что я прислала. Так их на улице встретили из телевидения, да и говорят: «Какие мальчики!» А потом пригласили их всех в студию, чтобы рассказали, как они живут, а Зиновий читал стихи. Они мне кассету прислали, я вот только включать не умею.

Она подскочила к стоявшему в углу столу, накрытому полированным стеклом, под которым лежали бесчисленные чёрно-белые фотографии. Там были только удачные фотографии. Где все «наши киевляне» были такие красивые. Некрасивые фотографии хранились в пухлых, распадающихся альбомах, которые остались после бабушки Таси. Козя открыла ящик стола, порылась там, вынимая какие-то папки.

— Где же я сунула… Это мои рецепты… Это мои пенсионные дела… Ты ж знаешь, сколько я отстояла в очередях. Ходила, как когда-то на работу. Ты представляешь, я встретила там Марину, ну, Марину, дочку Игоря Станиславовича… Ты его не знаешь, он когда-то в ЦК работал…

Козя любила вворачивать свидетельства таких обширных знакомств с важными, интеллигентными людьми, занимавшими хоть сколь-нибудь заметное место в прошлой номенклатуре. Все эти игори станиславовичи и георгии николаевичи выполняли важную роль, показывали принадлежность Кози и её семейства «наших киевлян» к безусловно более высокой касте. Нельзя сказать, что к избранным, всё-таки так сказать было бы неправильно, не совсем корректно, памятуя о Торжевке и «корнях». Но то, что эти упоминаемые как бы вскользь номенклатурщики принадлежали к более правильной породе (бабушка Козя часто напирала на это слово — «порода»), так в этом ни у кого из слушателей не должно было оставаться ни малейших сомнений. Мне часто казалось, что этих игорей станиславовичей, марианн михайловн и ещё кого-то с совершенно непроизносимыми интеллигентными именами можно было представить драгоценностями, лежащими в словесной шкатулке её памяти. И точно так же, как сапфировые кольца её молодости теперь невозможно неловко смотрелись на её больных скрюченных пальцах с распухшими суставами, так и эти имена когда-то ценных, важных, нужных людей неловко застревали в её рассказе. Тем более что мы оба прекрасно помнили, зачем я приехал в Киев.

Моя дорога была к мёртвым.

Наконец Козя вытащила кассету, старательно замотанную в вышитую салфетку. Я возился возле новенького видеомагнитофона, подарка Эдгара, и слушал Козю.

— Ну ты же понимаешь, Гриша. Они же не могут приехать из Мельбурна сюда. Они же должны там побыть. Да и, помнишь, Эдгар всё время переживал, чтобы у него не было неприятностей с выездом, боже ж ты ж мой (бабушка на секунду забыла о плавности речи и перешла на знакомый торжевский говор), как же ж им было сложно в этом посольстве, Эдгар же всё время переживал, что ему могут не дать возможность выехать…

Я помнил прекрасно, как внезапно для всех уехал Эдгар со всем своим семейством. Моя мама как-то криво усмехнулась, услышав о всей секретности, которая сопровождала неожиданный для нас и, как оказалось, давно организованный отъезд Эдгара. Как потом таскали моего отца в Первый отдел, до того Эдгару, безусловно, уже не было ни малейшего дела. Эдгар всегда обладал уникальной способностью копить обиду и забывать тех, кто делал ему добро.

Я смотрел семейную съёмку в большой двухэтажной квартире Эдгара. Где-то из дальних комнат звучала песня — какой-то хриплоголосый бард с интонациями непризнанного гения выводил что-то ностальгическое о московских переулках. Светлана подавала на стол приготовленные блюда, мальчишки тоже старались выглядеть так, как должны выглядеть интеллигентные мальчики. Иногда в их глазах проскакивала фамильная искорка, вспыхивали такие знакомые улыбки, но потом они опять успокаивались и показывали перед камерой свои подарки — бинокли, телескопы, энциклопедии, ролики. Хорошие пацаны.

— Ты посмотри, Гриша, какие они красивые. Ну ты же понимаешь, порода есть порода. Ты представляешь, Эдгар нашёл в архивах, он же ж запросы в архивы посылал в польские, так ему прислали нашу родословную, всё получилось так, как моя прабабушка Стефания рассказывала, та, которая ключницей у пана была…