Дефект плацебо

— Несправедливо, — расстегивает ширинку джинс и я готов слететь с катушек, когда ее кулак плотным кольцом обхватывает мой член.

— В Праге ты начнёшь новую жизнь, поняла? Я открыл счет на твое новое имя, снял хорошую квартиру. Первое время просто отдыхай, ходи по магазинам, салонам и барам. Ты должна забыть все, что произошло в Питере. У тебя будет время подумать где ты хочешь жить дальше. В Россию ты больше не вернешься, Алина. Учи язык, запишись на курсы.

Даю наставления, пока она доставляет мне удовольствие. Не вовремя, но потом будет некогда разговоры вести.

— А ты? —  прижимается ближе, пока я пытаюсь сдержать себя и не наброситься на нее.

— Я не сделаю твою жизнь лучше.  Наоборот. Я садист и убийца, помнишь? Хочу, чтобы ты вспомнила мозги Садальского. Вбила себе в башку эту картинку и все время прокручивала, когда будешь вспоминать меня. Я не стану хорошим мужем, заботливым отцом. Хищник навсегда остается таковым.

— Люблю тебя, — обхватывает мои губы и я чувствую, что они соленые, — какой есть, такого и люблю. И картинки в моей башке совсем другие. Как ты спасаешь. Закрываешь собой. Рискуешь. Целуешь. Ты любишь меня, Леон киллер?

— У нас мало времени на разговоры, — съезжаю с темы и усаживаю ее на стол.

Бегло расстегиваю пуговицы на джинсах, стаскиваю ненужную вещь и выкидываю прочь. Не могу запретить себе. Понимаю, что поступаю эгоистично. Но этого понимания оказывается чертовски мало. Я оголодал по ней с самой нашей первой встречи, и даже когда попробовал не смог насытиться. Жрал бы сутки напролет, без передышек, сна и усталости. Без эмоций, на голых инстинктах. Развожу ее ноги и резко вхожу. Хочу самому себе доказать что самовнушение работает. Что в груди не разливается непонятное тепло, стоит увидеть ее улыбку. Что я все ещё адекватный, здравомыслящий мужик, а не ванильный ушлепок. Она выгибается, тает в моих руках. Засаживаю на всю длину, но она все равно приникает глубже. Подаётся вперёд, жадно впивается в губы. Цепляется пальцами за мой затылок, прижимается крепче. Вонзается как в спасательный круг. Маленькая. Глупая. Хочется раздавить ее в своих объятиях. Сжать до хруста костей, вбить в себя метровыми гвоздями намертво. Так никогда не было и уже никогда не будет. Снимаю ее со стола и перекладываю на полку. Стаскиваю свитер полностью и отправляю следом за джинсами. Ярость ослепляет, когда вижу на ее белоснежной коже кровоподтеки. Ягодка все понимает, уже научилась меня считывать покруче всяких детекторов.

— Пожалуйста, потом, — шепчет.

Заключает моё лицо в ладони, снова вынуждает  впиться губами в свой сочный рот. Манипулирует, веревки вьет. Блядь, и я позволяю это делать. Сам не раздеваюсь, потому что чувствую как ткань противно липнет, саднит свежие раны. Но боли нет. Ни хрена нет кроме нее на моем члене.

Я всю свою гребанную жизнь дорожил своей свободой. Убеждал себя, что впереди меня ждёт безграничный мир, когда я наконец оставлю свои затеи и решусь уйти на покой. Но идиотское стечение обстоятельств взорвало этот микрокосмос и закольцевало мою орбиту. Взращиваю скорость. Увеличиваю темп. Сжимаю в руках ее грудь, призывно прыгающую от яростных толчков. Тесное купе быстро наполняется запахом секса, впитывает пороки. Проклинаю ее за каждую подобную мысль, что допустил. Другому отдать не смогу и сам брать не смею. Ебучая святыня. Карма за все мои проделки.

— Антон, — выдыхает.

Звук ее голоса как стимулятор проходится по напряжённым до боли мышцам. Замыкает внутри все живое. Коротит. Хочу вонзиться зубами в ее плоть, а после слизывать кровь и залечивать раны. Снова и снова, как в адский жерновах. Чтобы ее так же как и меня метало по пылающей в бездне клетке.

Она кончает. Бурно. Ярко. Едва успеваю вытащить, практически заставляю себя.

Не отпускает. Не даёт отстраниться даже сейчас. Продолжает цепляться, будто чувствует неладное. Снова сдаюсь и укладываюсь на спину. Приподнимаю и укладываю на свою грудь. Как подорожник прикладываю к зияющим ранам. Царапины Королева не причём. Что-то намного глубже рвется и трещит.

— Знаешь, — бормочет, —   если все что произошло со мной в жизни должно было случится для того чтобы я встретила тебя, я ни о чем не жалею.

Прикрываю глаза, стискиваю зубы. Мысленно заставляю ее замолчать.

— В твоей жизни ничего не случалось, — пытаюсь звучать ровно. — Пани Новак просто приснился кошмарный сон.

Блядь, мне самому не очень нравится как теперь звучит ее новая фамилия. Наступаю себе на горло, продолжаю толкать речь.

— В ее тихой и мирной жизни, никогда не было  разрушающих препаратов, угрозы для жизни, и траха с отморозками.

— Не говори так, — касается пальцами моих губ. — Знаешь, я в начале подумала, что мы должны как-то остановить все это безумие. Уничтожить этот кошмар. Люди не должны страдать, злодеи обязаны быть наказаны. А потом, всего лишь на маленький миг представила что тебя не станет и внутри все перевернулось.

Поднимает голову, заглядывает в глаза. Что отыскать там пытается, хрен знает. Наизнанку же выворачивает. Ранит, а сама не замечает.