Но бюрократия есть во всех странах. Это неизбежное зло, определяемое необходимостью иметь профессиональных управленцев. Однако главной бедой социалистической системы была не бюрократия, как часто считается. Все же она поспособствовала выводу СССР на вторые роли в мировой экономике и первые — в международных отношениях, что нынешней бюрократии и бизнесу не по зубам в принципе. Роковым стало господство «трудовой теории стоимости». Один из ее постулатов гласил: цены определяются затратами труда. Мало того, что это затрудняло борьбу за снижение затрат при производстве товаров, но еще определяло политику цен. При социализме цена продукта, в соответствии с «теорией», определялась ее затратами (себестоимостью) и фиксированной торговой наценкой (например, 15 процентов). Считалось, что такая цена возмещает издержки производителя и дает возможность для расширенного воспроизводства. Но выяснилось, что теория серьезно расходится с жизнью. Предприятия плохо вписывались в скорости научно-технического прогресса. Им куда важнее была стабильность. Она позволяла из года в год выполнять спускаемый сверху директивный план и держать издержки на устоявшемся уровне. Ту роль, что в классическом капитализме выполняла конкуренция, при социализме функцию погоняла исполнял Госплан и другие государственно-партийные учреждения (Совет министров, Политбюро, аппарат обкомов и райкомов). Но одно дело бороться с объективными обстоятельствами, каковой была конкуренция, и другое — иметь дело с конкретными людьми, от которых зависели плановые задания по выпуску продукции, снижения затрат, численности работников и т. п. Возникла практика выбивания ресурсов (фондов) и корректировки плановых зада- ний. «Толкачи» стали важными фигурами в системе функционирования советского хозяйства. Но хуже всего было искажение ценовых пропорций, этих важнейших индикаторов производства и распределения, что привело к такому «неустранимому» явлению советской жизни как дефицит.
В Советском Союзе десятилетиями проводилась политика замораживания цен. В соответствии с «теорией трудовой стоимости» считалось, что цены при социализме расти не должны, наоборот, они обязаны снижаться, потому что при научно-техническом прогрессе должны сокращаться издержки производства. То было грубейшей ошибкой. Стоимость производства росла, и тому были объективные причины. Если сто лет назад миллион был огромным капиталом, то ныне для организации серьезного производства необходим миллиард. Другое, что еще большими темпами, чем стоимость производства, растет производительность труда. Вся эта динамика отражается в ценах. Цены — не улица с односторонним движением. Их движение «вниз» и «вверх» экономике необходим как воздух.
Экономические законы, подобно законам природы, универсальны, хотя могут отличаться в своих проявлениях в зависимости от среды. «Социалистические» экономические законы не отменяли инфляции (роста издержек производства, что отражалось в «обесценивании» денег), а значит, необходимости изменения цен. Но раз считалось, что цены при социализме какие-то особые, кардинально отличные от рыночных, то они не служили индикатором спроса для хозяйствующих субъектов. Хотя владелец новых «Жигулей» сразу же мог перепродать свою машину за 7 тысяч рублей, но государство упорно продавало их за 5,6 тысяч, создавая очереди и теневой рынок. В результате, Советский Союз получил перманентный дефицит на многие товары и, одновременно, придавленную инфляцию. Официально ее не было вовсе, ведь это признак капиталистической экономики! Однако она была, и «социалистическая» инфляция стимулировала развитие теневой экономики, одновременно подрывая трудовую мотивацию и нарождающийся социалистический образ жизни. Со временем все большая доля товарообмена стала осуществляться, минуя обычные каналы оптовой и розничной торговли, пока магазины не опустели почти полностью. Зато когда в январе 1992 года цены были отпущены, товары сразу вернулись в места своей законной реализации — в магазины.