Деградация международного правового порядка? Реабилитация права и возможность политики

Также 8 октября, после встречи, созванной по требованию США и Великобритании для того, чтобы проинформировать членов Совета Безопасности о военной операции, председатель Совета Безопасности ООН Ричард Райан (Ирландия) сделал заявление для прессы. По его словам, постоянные представители Великобритании и США дали понять, что «начатые 7 октября военные действия были предприняты в целях самообороны и направлены против террористов и тех, кто их укрывает», и подчеркнули, что были приложены все усилия для предотвращения жертв среди гражданских лиц. Судя по всему, члены Совета «высоко оценили» заявление, сделанное США и Великобританией, но были глубоко обеспокоены гуманитарной ситуацией в Афганистане.

Таким образом, очевидно, что Совет Безопасности не одобрял и не давал полномочий на военные действия, но просто отметил тот факт, что они имеют место исходя из необходимости самообороны. Осторожная формулировка Генерального секретаря в этом смысле особенно интересна.

Майкл Байерс замечает, что имелось по меньшей мере четыре возможных юридических оправдания применения силы против Афганистана: глава VII Устава ООН (пример Ирака), вмешательство «по приглашению» (пример Гренады), гуманитарная интервенция (пример Косово) и самооборона. «Примечательно, что США положились исключительно на последний довод»285. Однако Байерс занимает позицию, состоящую в том, что Резолюция 1373 содержит формулировки – скрытые глубоко в положениях о замораживании счетов террористов, – которые, возможно, предполагают почти неограниченный мандат на применение силы. А именно:

Совет Безопасности…

действуя на основании главы VII Устава Организации Объединенных Наций…

2. постановляет также, что все государства должны…

b) принять необходимые меры в целях предотвращения совершения террористических актов…

Байерс комментирует это так: «[Данная формулировка] является лучшим свидетельством того, что глава VII санкционирует применение силы даже в большей степени, чем аргумент „фактического нарушения“, использованный для обоснования введения запрещенных для полетов зон в Ираке, или использованный для вмешательства в Косово в 1999 году аргумент „подразумеваемой санкции“»286. Он обращает внимание, что в будущем Китай или Россия могут обратиться к Резолюции 1373 и блокировать любые попытки разъяснить или отменить ее, – это и объясняет, почему она была принята единогласно. Заключение Байерса, будучи более умеренным по тону, чем его публикация в «Лондонском книжном обозрении» (London Review of Books) в 1991 г., содержит столь же жесткое предупреждение: «События 11 сентября запустили процесс существенного ослабления правовых ограничений применения силы, а это, в свою очередь, приведет к переменам во всей системе международного права. Только время покажет, являются ли эти перемены необходимым и пропорциональным ответом на изменение угроз в, увы, опасном мире»287. Ясно, что Совет Безопасности, в сущности, отказался от всей власти и возложенной на него ответственности, если фактически дал разрешение на неограниченное применение силы. Но действительность оказалась еще менее привлекательной. Совет Безопасности – а по существу, и весь Устав ООН, и обычное право в отношении применения силы и самообороны – был выброшен за борт под предлогом войны против терроризма. Томас Франк вновь ясно сформулировал вероятное рассуждение администрации Буша. А «Американский журнал международного права» (American Journal of International Law), как обычно, засвидетельствовал его ожесточенную полемику288, на этот раз с Джонатаном Чарни. В то время как Чарни настаивал на том, что Совет Безопасности мог и должен был сохранять свое участие в контроле за событиями, Франк скорее склоняется к отрицанию – вопреки его предыдущим утверждениям – роли Совета Безопасности в целом: «Что касается права, то вообще отсутствует какое бы то ни было требование того, чтобы государство получало благословение Совета Безопасности перед ответом на вооруженное нападение. Будь это не так, сколько государств сознательно согласились бы подчинить свою безопасность критериям оценки Советом честности тех свидетельств, на которых они основывают свою оборонную стратегию самосохранения?»289

Наконец, Славой Жижек делает очевидный, но жизненно важный вывод: «Не говорит ли сама сегодняшняя риторика о глобальном чрезвычайном положении, введенном ради борьбы против терроризма и легитимирующем все большую приостановку юридических и иных прав? Зловещий аспект недавнего заявления Джона Эшкрофта о том, что „террористы используют свободу Америки как оружие против нас“, несет явное предположение, что мы должны ограничить эту свободу, чтобы защититься»290. Это предчувствие было выражено также и с позиции универсализма прав человека Джеком Доннелли: