Деградация международного правового порядка? Реабилитация права и возможность политики

Еще важнее, однако, что, как мне кажется, существовало явное противоречие между позитивизмом учебников права и реальной практикой большевистской, а затем советской доктрины «права народов на самоопределение». Так, СССР оказал огромную материальную и моральную поддержку национально-освободительным движениям и провел успешную кампанию за то, чтобы принцип, а затем право на самоопределение оказались в центре международного публичного права XX и XXI вв.

СТАНДАРТНОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ СОВЕТСКОГО МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА

Западные ученые знакомы с тем, что обычно обозначают как «марксистско-ленинская теория» в международном праве, и с ее стандартной характеристикой42. Иэйн Скобби в недавнем сравнении советской и «нью-хейвенской» теорий обращается к «советской теории международного права, предложенной Г. И. Тункиным»43. Согласно Скобби, советская теория была «конститутивной» (а не «фасилитативной»)44 теорией. Она опиралась «на объективные закономерности общественного развития и историческую неизбежность социализма»45. То есть она была совершенно механистичной по своему духу и изложению.

Неудивительно, что Скобби ссылается только на Тункина. Перевод Уильямом Батлером учебника Тункина стал единственным существенным советским текстом по международному праву, доступным для западной аудитории на английском языке46. Тункин, родившийся в 1906 г., умер в возрасте 87 лет в 1993 г., при завершении последнего издания его «Теории международного права», едва отправив статью – по обычному международному праву – в «Европейский журнал международного права» (European Journal of International Law). В ней он попытался описать «создание нового мирового порядка, основанного на верховенстве права»47.

Скобби отмечает, что советская теория была весьма традиционна по структуре и настолько укоренена в марксистско-ленинской теории, что «иногда кажется просто во всем равнозначной догме»48. Это, безусловно, было верно в отношении учебника Тункина. Он также был очень консервативен, признавая только нормы и согласие государства с ними: как объяснили Дамрош и Мюллерсон, советская теория рассматривала «существующий корпус международного права как систему достаточно определенных принципов и норм, которые все государства обязаны соблюдать в своих взаимоотношениях…»49. Прямым следствием этого стало то, что советская теория отвергла «общие принципы права, признанные цивилизованными нациями»50.

Существование двух противоположных общественных систем означало, что нормами «обычного», или «общего», международного права могли быть только нормы, не являющиеся ни социалистическими, ни капиталистическими. Тункин утверждал, что «нормами современного общего международного права являются только те международно-правовые нормы, которые воплощают соглашение всех государств»51. Таким образом, советская теория признавала за источники международного права только договоры и обычаи – в обозначенном выше узком смысле.

Американский ученый Алвин Фриман (1910–1983)52, писавший намного ранее, также заметил, что советское международное право принимало

форму самого крайнего позитивизма… Советская разновидность позитивизма гораздо более ограничена, гораздо более узка и, в общем, представляет собой отказ от значительной части международно-правовых принципов… Советский позитивизм отличался исключением из источников международных обязательств обычной (customary) практики. Он рассматривает международное право как охватывающее только те принципы, на которые государства явно согласились – в рамках международного соглашения или как-то иначе выразив свое одобрение53.

Действительно, небезызвестный Андрей Вышинский54 писал в 1948 г., во время своей бурной деятельности в качестве руководителя советской делегации в ООН: