Дегустаторши

– Ну что, фрау Зауэр, молодец я?

Вяло кивнув, Герта обернулась ко мне:

– Пора бы уже одеваться.

Мрачная безысходность снова взяла над ней верх – привычный покой, надежное укрытие от бесконечной усталости. И я ее понимала. А для моих подруг фотографии Грегора мало чем отличались от тех, что Улла вырезала из журналов: образы людей, с которыми сама она никогда не встречалась, с которыми не разговаривала. Может, они и не существовали вовсе.

Я молча натянула платье. Герта сидела рядом, на кровати, но меня не видела. Она вообще не замечала ничего, кроме фотографии пятилетнего Грегора: это был ее сын, ее порождение, как же она могла его потерять?

– Помоги мне, пожалуйста.

Герта поднялась и медленно вставила крючки в петли.

– Слишком открытое, – проворчала она, коснувшись моей спины. – Замерзнешь.

Я была готова, но вдруг поняла, что еще не решила, пойду ли, хотя своей уверенностью, похоже, заразила даже Герту. Девушки возбужденно перешептывались, словно подружки невесты, вот только я уже была замужем и никто не ждал меня у алтаря. Откуда же такой страх? Чего я боюсь?

– Темно-зеленый так идет к светлым волосам! Ну и прическа, конечно, не хочу хвастаться, но она идеально подчеркивает твое кругленькое личико, – воскликнула Улла. Она радовалась так, будто это ее, а не меня пригласили на прием.

– Повеселись там за всех, – подмигнула Лени.

– Если не тянет веселиться, хотя бы расскажешь, как это было, – напомнила Улла. – Не хочу упустить ни единой детали!

Эльфрида уже стояла на улице.

– А ты мне ничего не скажешь?

– Что тут сказать, берлиночка? Непростое это дело – якшаться с теми, кому ты не ровня. Да только выбора обычно нет.

Поговорить с баронессой было единственной моей целью на вечер, но я не понимала, как это сделать, и поэтому, едва войдя в зал, взяла предложенный официантом бокал: решила, что так будет проще освоиться. Тихонько потягивая вино, я переходила от одной группы увлеченно болтающих гостей к другой, но, так и не выбрав, к которой присоединиться, села на диван рядом с компанией пожилых дам, уже уставших или просто заскучавших. Как бы то ни было, мое появление дало им новый предмет для беседы, и они принялись расхваливать атласное платье: «этот вырез на спине так вам идет», говорила одна, «а мне нравится вышивка на плече», перебивала другая, «на редкость удачный фасон», подхватывала третья. «Заказывала в одном берлинском ателье», успела ответить я, но тут в зал вошли новые гости, и дамы заспешили к ним, совсем забыв обо мне. Я отошла в уголок, прижалась обнаженной спиной к обоям, допила бокал и стала изучать потолочные росписи, воображая, что переношу изображенных персонажей на бумагу, со всеми анатомическими особенностями. Ноготь указательного пальца скреб о подушечку большого; заметив это, я велела себе прекратить и выглянула в окно: не собирается ли баронесса подняться в зал? Но она по-прежнему была окружена толпой людей, жаждущих засвидетельствовать почтение. Мне нужно было подойти к кому-нибудь из присутствующих и вмешаться в уже начавшийся разговор, но я не могла заставить себя это сделать. «Слишком много болтаешь», – говорила когда-то мама. Но, живя в Восточной Пруссии, поневоле сделаешься лаконичной.

В конце концов баронесса сама меня заметила, хотя я пряталась за длинной шторой. Казалось, она была рада меня видеть.

– Спасибо за приглашение, баронесса фон Мильдернхаген. Для меня большая честь оказаться здесь.

– Добро пожаловать, Роза, – улыбнулась она. – Могу я звать вас Розой?

– Конечно, баронесса.

– Тогда пойдемте, я представлю вас мужу.

Клеменс, фрайхерр фон Мильдернхаген, курил сигару в компании двух мужчин. Если бы не мундиры, я никогда не приняла бы их за офицеров: вальяжные позы были далеки от военной выправки. Один яростно жестикулировал: обычно так делают те, кто пытается убедить собеседника в обоснованности своих, весьма сомнительных, суждений.

– Господа, позвольте представить вам мою берлинскую подругу, фрау Зауэр.

Офицеры обернулись, и я оказалась лицом к лицу с лейтенантом Циглером. Он наморщил лоб, будто вычислял квадратный корень из очень большого числа, но не стал отводить глаз. Скорее всего, он заметил мое удивление и страх, пришедший через пару секунд. Это как удариться коленом о ножку стола: сперва ничего не чувствуешь, но потом тебя накрывает горячая волна, и дальше боль нарастает.

– Мой муж, барон Клеменс фон Мильдернхаген. А это полковник Клаус Шенк фон Штауффенберг и лейтенант Альберт Циглер, – объявила баронесса.

Альберт, значит. Вот как его зовут.

– Добрый вечер, – выдавила я, надеясь, что голос не сорвется.

– Рад вас видеть, – улыбнулся барон, целуя мне руку. – Надеюсь, вам здесь нравится.

– Благодарю, все чудесно.

Штауффенберг поклонился. Я не сразу заметила, что у него нет руки, потому что меня отвлекла повязка на левом глазу, напоминавшая пиратскую, что, однако, придавало ему вовсе не угрожающий, а, наоборот, довольно милый вид. И еще потому, что ждала, когда поклонится Циглер, но тот лишь кивнул.