– Нет, – ледяной голос, словно чан с водой, обрушился на меня, приводя в чувство.
«Плевать, сама справлюсь,– присев на пол, я испуганно коснулась щеки пальцем. Но чёрный зрачок, плывущий среди тумана, не вздрогнул, отвечая на движение. – Ну же, ты же сильный, я знаю!».
Ладонь легла на грудь, вдавливаясь в ребра, с надеждой ощутить слабое шевеление, но опять ничего, даже тогда, когда ухо последовало следом за рукой, веря, что сможет распознать слабое биение.
«Он… – мысли хаотично заметались в голове, не желая признавать правду. – Нет, нет, нет!»
Сердце сжалось от невыносимой боли, хлынувшей словно цунами. Я так много хотела и мало пыталась, что теперь… Теперь у меня ничего не осталось. Все, что хотела, о чем мечтала, лежало мёртвым на полу.
– Ты убил его, – разум оставил сознание, уступив место ярости. Я так сильно ненавидела Данилу, что чувствовала, что если не выпущу это чувство наружу, не освобожусь от него, то разорвусь на части. – Его нет! Больше нет.
Внезапно пальцы коснулись чего-то острого, больно резанувшего ладонь, взор опустился вниз и увидел зелёный осколок, впившийся в руку. Острый, словно нож, он был окрашен моей и Костиной кровью. Сознание закачалось и потемнело, впитывая боль, отдавая силу лишь одному слову, которое неоновой надписью горело внутри «ненавижу».
И в следующий миг, я бросилась к Даниле, вложив в рывок свою волю и ярость, моля бога помочь нанести хоть один удар, прежде, чем меня повергнут. Останусь ли живой? Смогу ли противостоять длинным когтям? Это было неважно.
Я прекрасно понимала, что шансы равны нулю, но дальнейшая судьба не волновала. Сердце хотело быть рядом с Костей и накрыться вместе с ним тишиной, потому одна-две царапины лишь увеличат шанс на такой исход.
Почему удалось ударить его – не знаю. Данила не был похож на того, кто мог легко ослабить бдительность. Возможно, он не считал меня за врага, не думал, что девушка, потерявшая любимого, способна напасть. Да и кто в своём уме ринется на чудовище? Слишком смахивало это на самоубийство.
– Ты… – брови взлетели вверх, изгибаясь, а глаза округлились. Внутри груди яркой зеленью поселился осколок, острыми краями легко разрезав кожу и мясо.
Парень начал отступать назад, пока не упёрся в стену. Я со слезами на глазах смотрела на то, как искривилось лицо, как алые глаза начали светлеть, становясь бледно-розовыми, а потом яркая лазурь смыла последние капли бурого цвета.
Он возвращался. Тот, кого знала, с кем здоровалась по утрам, спускаясь к завтраку, кто ухаживал за мной, не раз вытаскивая из передряг.
«Нечестно, – пальцы сжались, смешивая кровь братьев. – Данила убил его. Я не должна жалеть, не должна».
Глубоко вздохнув, юноша попытался вытащить осколок из груди, но когти лишь царапнули не нему, пройдя мимо. Ещё раз, и крепкий ноготь погрузился рядом, увеличивая рану. Ладонь сжалась, вгрызаясь в тело, и затем резко рванула назад, швыряя кусок мяса на пол.
– Не ожидал, – его зрачки хищно сузились, а губы растянула усмешка. – Молодец.
Парень поперхнулся, будто что-то застряло в горле, и тут же сплюнул кровавый сгусток вниз.
– Зачем? – мне хотелось наносить удары снова и снова. Страх перед ним превратился в ненависть, и месть желала уничтожить его, я хотела…
Эта мысль испугала меня. Безумие, казавшееся таким далёким, вдруг встало за спиной и дышало прямо в ухо. Если повернусь, если встречусь с этой тьмой глазами, то больше не смогу повернуть назад. Только вот оно мне надо?
Взяв осколок, который так легко ранил могучего зверя, я подняла взгляд, слушая шёпот мрака, что требовал смерти. Но передо мной было уже не чудовище, которое пугало, а Данила. Обычный парень, с издевательской ухмылкой.
– Почему ты это сделал? – прошептала я, обращаясь к нему, зная, что не ответит. Юноша умело избегал любых расспросов, и правды добиться было невозможно. – Он же твой брат.
Данила качнулся и медленно сполз по стене, оставляя кровавый след. Огонь, горевший в глазах, потух, а губы налились синевой.
« Глупость! Кто поверит в это? Хватит притворяться!» – рука с силой дёрнула за плечо парня, и тело, потеряв опору, завалилось на бок, взирая в вечность застывшими голубыми глазами.
Ночь казалась непроглядной. Мир умер, даже крики птиц, которые сопровождали меня, когда растрёпанная и обезумевшая выскочила из дома, растворились в тишине. Лишь холодный ветер играл снежинками, то поднимая их с земли в вихре танца, то бросая в темноту леса.
Я шла вперёд, ступая по девственному снегу. Тяжёлые ботинки мешали движению, да и к тому же были настолько велики, что каждый раз, когда ноги проваливались в снег, кожа ощущала его холодное прикосновение. Мне приходилось вытаскивать их из сугробов руками, ругаясь и шипя, словно разозлённая кошка, и замёрзший лед, тонкой коркой покрывающий снег, резал пальцы, когда те откапывали обувь.
Кровь уже не шла, слишком холодно было для того, чтобы стекать по рукам и каплями падать вниз, оставляя алые следы. Вместо этого она превратилась в алые льдинки и просто осколками осыпалась на землю