Меня почему-то это раздражало, хотя не моё это дело копаться внутри чужого человека. Но холодность Данилы, его презрение, всегда цепляло. И язык сам бросал колкости только для того, чтобы пробудить в нём другие эмоции, ставя ставку на гнев, который жарким солнцем вспыхивал в очах, пронзая свирепым взглядом.
– Я никогда не думал уйти отсюда.
– А зря. Возможно, многое бы поменялось.
– Например, что? – яростно выпалил парень, резко опустив топор на полено. Раздался удар, и половинки полетели в разные стороны, вонзившись в сугробы острыми стрелами. – Внешность?
– Да что ты к ней так прицепился? – порядок в сарае был почти наведён, оставалось лишь несколько брусочков. – Нормальная внешность. Это неплохо – быть непохожим на других, я про другое.
– Про что?
– О вашей сволочной натуре, сэр – пояснила я, – может, хватит брызгать ядом и бросаться на каждого встречного?
– Тебя это, каким боком касается?
– Самым что ни на есть. Я, между прочим, тоже отношусь к этим встречным, так что жажду справедливости.
– А больше ты ничего не хочешь?
– Хочу, конечно, – сказала я, вспоминая свои многочисленные желания, – машину, только побольше, чем эта, – палец указал в сторону чёрного пикапа, – и дом…
– Но тоже побольше? – съехидничал парень.
– Да, и не здесь.
Мы оба замолчали, понимая, что игривость ушла, и фантазия больше не возымеет успех. Если продолжу, то она превратиться лишь в глупое притворство, разрушив ту тонкую нить, что появилась во время краткого разговора.
«И кто меня дёрнул говорить об этом? – сетовала я, злясь на длинный язык, на мысли, которые влезали в чужую жизнь, строя нелепые догадки. – Какое мне дело до него? До его семьи? Встретились и разбежались, разве так не лучше? Всё равно через пару дней, когда циклон уляжется, я исчезну из их жизни навсегда».
Сложив дрова, я присела возле сарая, и, подперев щёку ладонью, стала наблюдать за Данилой, прикидывая его возраст. Смущало детское лицо, чуть наивное, даже где-то капризное. Ему бы расцветать эмоциями каждый раз, а оно морозило холодом, избегая любых их проявлений. Только присутствие Кости дарило ему живость, заставляя копировать чужие чувства.
Загоняло в тупик и не по годам развитое тело, вынуждая теряться в догадках: пятнадцать, двадцать, двадцать два? Как определить возраст, если перед тобой человек, который своей внешностью никуда не вписывается?
«Убрать тело и можно дать лет десять, а если отрезать голову… – при этой мысли я смущённо хихикнула, – то двадцать или …» – взгляд придирчиво прошёлся по поджарому мускулистому телу. Подобное бывает у бегунов или тех, кто долго занимался боевыми искусствами. Кажется внешне хлюпик-хлюпиком, а надумаешь поизмываться, сломаешь руку о прочную сталь, что вплелась в нежную кожу, заменив собой хрупкие вены и превратив мышцы в крепкие канаты.
– О чём так сосредоточенно думаешь? – однообразные движения парня напоминали звук метронома, не обязательно было поворачиваться, чтобы знать, что тот делает в каждый момент. Достаточно лишь считать, время от времени проверяя свою догадку взглядом.
Раз – и широко расставив ноги, Данила поднимает над головой острое лезвие, крепко сжимая обеими руками ручку. Два – топор быстро опускается вниз, а правая кисть скользит по древку вверх, к острию. Три – раздаётся удар, и запах свежей древесины устремляется в стороны, а короткие чурки летят в сугробы. Четыре – ладонь обхватывает новую жертву, с силой вжимаясь в древесину, будто ощупывая насколько она годна для камина. Пять – брусок возносится на эшафот, где суровый палач произведёт казнь, располовинив его на две части.
И снова раз, едва меняя положение, чтобы дотянуться до очередного полена.
– Видимо и архитектор из тебя тоже никудышный, – произнёс Данила, разглядывая пирамиду, которую я пыталась собрать из разбросанных брусочков.
– Сколько тебе лет? – внезапно вырвалось у меня, увидев, как тут же пальцы застыли над вершиной, а на бледной коже выступил нежный румянец.
– Семнадцать, – немного подумав, произнёс парень. – А тебе?
«Что? – мысли от шока затрепетали в голове,– он младше меня? Да быть того не может! Нет, конечно, я раздумывала над этим вариантом, но всё же… Сколько тогда Косте, если Данила самый младший? Какая между ними разница?»
«Будет весело, если на год больше, – пошутил разум, – и где тогда будут твои утверждения? Сама же говорила, что быть старше парня нонсенс. Что даже год – слишком большая разница в возрасте, и превращает любого ухажёра в младшего брата».
«Ага, хороши братья. Оба такие амбалы, что взрослые позавидуют. Да и ведут себя, как отпетые мафиози».
– Боишься признаться? – развеял мою задумчивость Данила.
– Нет, просто у девушек неприлично такое спрашивать, – начала было я, пытаясь придумать подходящую причину, чтобы съехать с щекотливой темы.
– Покажи, в каком месте ты девушка? – перебил он меня, обернувшись. – Пока я вижу только капризного ребёнка, не более. При том ещё и злюку.
«Чья бы корова мычала», – обиженно надулась я, не зная, что ему ответить.