Деяние Луны

Прямолинейность не мешала Даниле притворяться. Он легко лавировал во лжи, не слишком задумываясь о моральности своих действий. Вот у кого совесть не просто спала крепким сном, а явно отсутствовала вовсе. Хотя и Костя был не лучше. Их обоих мотало от презрения к благодушию, причём оба этих чувства казались чересчур эфемерными, как тянущийся шлейф более сложной композиции.

Но мой выпад младший брат оставил без ответа, вернувшись к прерванному занятию. Как всегда, говорит, когда хочет, обрывая разговор в тот момент, как появляется желание его прекратить. От такого поведения рождаются глупые мысли. Кажется, что мои подначки его развлекают, что лишь, когда они достигают невидимой грани, тогда отстраняется, боясь, что кто-нибудь попытается её переступить. Интересно, что будет в тот момент, если одна из колкостей коснётся этой стены?

«И не сносить ей головы», – заметил внутренний голос.

«Возможно, – согласилась я с ним, – но любопытство даже страх не пересилит».

Головная боль всё усиливалась, и тошнота опять подступила к горлу. Мне так долго удавалось с ней бороться, не замечая, что состояние постепенно ухудшалось.

Лежание в снегу явно не прошло бесследно, и самовнушение оказалось бессильно против болезненных ощущений. А ведь я так надеялась, что, быть может, в этот раз, всё обойдётся, но, видимо, не судьба. Здоровье отказывалось улучшаться, реагируя даже на простое закаливание сильной ангиной. Что будет после многочасового лежания в лесу, страшно было представить.

Данила продолжал рубить дрова, не обращая внимания на то, что поленья скапливаются на снегу разрозненными кучками, и что я не бегаю больше рядом, забавно приплясывая.

Топор так быстро взлетал вверх, что грохот от удара сливался с предыдущим, превращаясь в монотонное гудение.

«Надо встать, – подумала я, приложив снег ко лбу, чтобы хоть как-то потушить огонь, разгорающийся внутри. – Если этого не сделаю, то опять будет насмехаться. А я не хочу… слушать его остроты», – слюна с трудом протиснулась в глотку, пытаясь побороть мучительное ощущение. Но оно всё росло, склизкой змеёй спускаясь по пищеводу в желудок, и там, сворачиваясь упругой спиралью, превращалось в огненного дракона, который сжигал внутренности своим пламенем, ворочая их могучими лапами.

«Будто чужого рожаю», – попыталась сострить я, стараясь подавить подступающую рвоту, но чудовище жаждало свободы и потому усиливало натиск, прогрызая себе путь к ней.

– Почему тут сидишь? – Даниила кинул на меня суровый взгляд. – Кто будет подбирать поленья?

– Я всё сделаю, – ладони бойко взмыли в воздух, энергично махая, – ты закончишь, тогда уберу. Просто не хочу путаться под ногами.

– Копуша.

Глубоко вдохнув, я попыталась подняться, но перед глазами всё сразу поплыло, и мир закрутился бешеной каруселью, намереваясь спихнуть с адского аттракциона куда-нибудь в далёкий космос.

«Как же плохо-то», – пришлось закрыть глаза, чтобы унять мельтешение, слушая, как сердце грохочет в ушах, напоминая проносящийся мимо скорый поезд. Тудум-тудум-тудум! Этот звук разрывал мозг, многочисленным эхом отзываясь в голове, становясь то барабанной дробью, что сотрясала тело дрожью, то превращаясь в низкий гул взлетающего самолёта.

«Я так не могу», – жар окутывал тело. Казалось, ещё немного, и полыхну огнём, сжигая дерево вместе с собой.

«Холод», – застонал разум, погружая пальцы в снег, желая почувствовать, как мороз сковывает кожу, поднимаясь от запястья к локтям, но пламя слишком быстро гасило нарастающий холод, лишь на миг сбавляя натиск.

Звука топора всё не было. Посмотрев в сторону пня, на котором парень рубил дрова, я увидела, что тот собирает поленья, бросая их небрежно возле сарая, имитируя порядок.

– Не надо! – крикнула я Даниле, чувствуя себя ужасно от того, что ему приходится выполнять мою работу.

«Помощник из меня и, правда, никудышный».

Я встала, полная решимости отобрать у него чурочки и тут же почувствовала, как силы покидают тело, превращая его в грузный мешок. Мир покачнулся, наливаясь тьмой перед очами, и пальцы сразу потянулись в бок, пытаясь нащупать ствол дерева, но ладони лишь скользнули в бездну, которая мягко обняла сознание, выключив разом все мысли.

Константин Ясенский

Колокола трезвонили с раннего утра, созывая жителей деревни на собрание. Их пронзительные трели проносились над домами, вытаскивая людей из комнат, заставляя бросать дела, чтобы узнать, что страшного случилось на этот раз, по ком льётся грустная песнь.

Люди постепенно стягивались к зданию, нескончаемым потоком поднимаясь по узкой тропинке вверх, и разливаясь у закрытых дверей бурлящим морем. Кто-то даже вёл с собой детей, боясь оставить их без присмотра, памятуя о том, как страшны атаки древних, что лавиной накрывали деревню несколько раз, оставляя после себя лишь кровавые ошмётки.

Константин наблюдал за жителями, сидя на высокой сосне, которая росла у входа в деревню.