Деяния Апостолов (Конфликт веков - 4)

На следующий день Павел начал выполнять совет пресвитеров. Павел ввел в храм четырех мужей, соблюдавших обет назорейства (см. Чис. 6), срок которого почти истек, "и объявил окончание дней очищения, когда должно быть принесено за каждого из них приношение". Нужно было еще принести дорогостоящие жертвы за очищение.

Посоветовавшие Павлу сделать этот шаг не учли, что тем самым они подвергли его большой опасности. В те времена в Иерусалиме было много верующих из разных стран. Выполняя волю Господа, Павел побывал во многих крупнейших городах мира, возвещая Евангелие язычникам, и его знали тысячи людей, пришедших в Иерусалим на праздник из разных частей империи. Среди них были люди, ненавидевшие Павла всем своим естеством, поэтому он рисковал жизнью, когда в присутствии большого количества людей вошел в храм. В течение нескольких дней он входил и выходил вместе с паломниками, оставаясь незамеченным, но в конце концов во время беседы со священником о жертвоприношениях его узнали какие-то ассирийские иудеи.

С сатанинской яростью они набросились на него, крича: "Мужи Израильские, помогите! этот человек всех повсюду учит против народа и закона и места сего". Громкие крики привлекли внимание окружающих, и тогда последовало другое обвинение: "Притом и Еллинов ввел в храм и осквернил святое место сие".

По иудейскому закону необрезанный человек, вошедший во внутренний двор священного здания, карался смертью. Павла видели в городе в обществе Трофима ефесянина, и было высказано предположение, что он ввел его в храм. Он не делал этого и не нарушал закон, войдя в храм, поскольку сам был иудеем. Обвинение было насквозь лживым, однако возбудило гнев народа. Крик был подхвачен и разнесся по всему храму. Собравшиеся толпы пришли в неистовство. Новость быстро распространилась по Иерусалиму; "весь город пришел в движение, и сделалось стечение народа".

То, что отступник от веры Израиля осмелился осквернить храм, когда тысячи людей со всех концов мира пришли туда на поклонение, привело толпу в бешенство. "Схвативши Павла, повлекли его вон из храма, и тотчас заперты были двери".

"Когда же они хотели убить его, до тысяченачальника полка дошла весть, что весь Иерусалим возмутился". Клавдий Лисий понимал, что имеет дело с бурной стихией. "Он, тотчас взяв воинов и сотников, устремился на них; они же, увидевши тысяченачальника и воинов, перестали бить Павла". Не зная о причинах волнения, но видя, что ярость толпы обращена против Павла, римский начальник принял его за того самого мятежника-египтянина, о котором он слышал, и который до сих пор находился на свободе. Поэтому он "взял его и велел сковать двумя цепями, и спрашивал: кто он, и что сделал?". Множество голосов сразу же начали громко и сердито обвинять его: "одни кричали одно, а другие другое; он же, не могши по причине смятения узнать ничего верного, повелел вести его в крепость. Когда же он был на лестнице, то воинам пришлось нести его по причине стеснения от народа, ибо множество народа следовало и кричало: смерть ему!"

Среди этого бушующего океана апостол оставался спокойным и невозмутимым. Он устремил мысленный взор к Богу и знал, что его окружают небесные ангелы. Он не желал покидать храм, не попытавшись изложить истину перед соотечественниками. Когда его хотели ввести в крепость, он сказал тысяченачальнику: "Можно ли мне сказать тебе нечто?" Лисий ответил: "Ты знаешь по-Гречески? ...не ты тот Египтянин, который пред сими днями произвел возмущение и вывел в пустыню четыре тысячи человек разбойников?" Павел в ответ сказал: "Я Иудеянин, Тарсянин, гражданин небезызвестного Киликийского города; прошу тебя, позволь мне говорить к народу".

Эта просьба была удовлетворена, и "Павел, стоя на лестнице, дал знак рукою народу". Этот жест привлек внимание, к тому же его манера держаться внушала уважение. "Когда сделалось глубокое молчание, начал говорить на Еврейском языке так: мужи братия и отцы! выслушайте теперь мое оправдание пред вами". Услышав знакомые еврейские слова, "они еще более утихли", и при всеобщем молчании он продолжал:

"Я Иудеянин, родившийся в Тарсе Киликийском, воспитанный в сем городе при ногах Гамалиила, тщательно наставленный в отеческом законе, ревнитель по Боге, как и все вы ныне". Никто не мог оспаривать эти слова апостола, поскольку упомянутые им факты были хорошо известны многим жителям Иерусалима. Затем он стал говорить о том, с каким рвением он гнал учеников Христа даже до смерти; он рассказал об обстоятельствах своего обращения; о том, как его гордое сердце смирилось перед распятым Назарянином. Если бы он попытался вступить в спор со своими противниками, они бы не пожелали выслушать его; но когда он стал делиться с ними своими опытами, это произвело на них сильное впечатление, и на некоторое время их сердца смягчились. Он попытался объяснить, что начал работать среди язычников не по своему выбору, что хотел трудиться для своего народа, и что в этом самом храме голос Божий говорил ему в святом видении, повелевая идти "далеко к язычникам".