Хотя эти строки хронологически немного предшествуют интересующему нас периоду, их нельзя не упомянуть из-за того значения, какое им придавалось во всех дискуссиях о прозелитизме. Заключительные стихи сатиры Горация считаются первым упоминанием о миссионерском рвении иудеев в римской литературе[36]
. Те, кто соглашаются с такой интерпретацией, понимают его сравнение поэтов, которые принудят гипотетического горациевского критика присоединиться к своей компании, с евреями как указание на то, что евреи принуждали язычников делаться прозелитами и присоединяться к их общинам[37]. Это стандартное понимание горациевских строк. Но не единственно возможное. Альтернатива – как я считаю, правильная – была предложена и обоснована Джоном Нолландом[38]. Анализируя структуру всего текста сатиры, в которой Гораций обосновывает само право поэта обращаться к сатирическому жанру, Нолланд обращает внимание на то, что в ее последней части упор делается на противопоставление разума и грубой силы. Слова cui si concedere nolis отделяют предшествующее, т.е. перечисление разумных аргументов в пользу писания сатир, от иронической угрозы использовать против того, кто не внемлет разуму, объединенную силу поэтов-сатириков. Если согласиться с тем, что сравнение с евреями указывает на их миссионерскую деятельность, то тогда в контексте заключительной части сатиры эта деятельность должна была бы носить силовой характер – а ведь даже при самом пылком воображении как-то трудно представить себе толпу евреев, насильно ведущих сопротивляющегося римлянина обрезать свою крайнюю плоть. Нолланд обращает внимание и на то, что эти стихи обычно понимаются как аллюзия на прозелитическую деятельность, поскольку в словах in hanc concedere turbam видят указание на присоединение к определенной группе. Однако глагол concedere встречается в заключительных стихах дважды и в первом случае, в ст. 140, имеет значение, близкое к ignoscere – «проявить снисходительность, извинить». Нолланд предлагает и во втором случае, в ст. 143, понимать этот глагол так же, не связывая его жестко с in hanc turbam. Смысл последних стихов тогда будет следующим: если бы я был единственным, кто грешит писанием сатир, то ты мог бы принудить меня от него отказаться, но я делю свой грех с целой армией поэтов, и с такой силой ты вынужден считаться. Смысл сравнения с евреями проясняется, с точки зрения Нолланда, при сопоставлении с пассажем из «Речи в защиту Флакка», 28, 66 Цицерона: «Тебе известно, какова величина (quanta sit manus) [еврейской толпы], какова сплоченность (concordia), сколь велико ее влияние в собраниях (in contionibus)». Этот пассаж часто привлекается при обсуждении стихов Горация, но при этом он никак не влияет на их понимание. Между тем, и Цицерон, и Гораций говорят об одном и том же социальном феномене, характерном для Рима их времени. Вот как его характеризует Нолланд: «Похоже, еврейское население в Риме было достаточно многочисленным, чтобы в общественных местах могло собираться значительное число праздношатающихся евреев, относившихся, видимо, к беднейшим слоям. Их религиозная принадлежность была силой, их объединяющей, так что у них было больше общего, чем у остального народа, проводившего время на римских улицах, и это давало евреям возможность действовать согласованно. Обнаружив, что в результате совместных действий они приобретают известное ‘политическое’ влияние, несоизмеримое с их скромной ролью в римском обществе, они сплотили ряды еще больше. По-видимому, это особенно часто происходило во время публичных судебных слушаний, проходивших под открытым небом.» Таким образом, в сатире Горация речь идет не о миссионерской деятельности, а об умении евреев оказывать давление в области социальной и политической[39].Классическим текстом первого века, который всегда цитируется сторонниками теории иудейского миссионерства, является сочинение Сенеки «О суеверии»[40]
:Cum interim usque eo sceleratissimae gentis consuetudo convaluit, ut per omnes iam terras recepta sit; victi victori– bus leges dederunt … Illi tamen causas ritus sui noverunt; maior pars populi facit, quod cur faciat ignorat.
«А между тем обычай этого преступнейшего народа возымел такую силу, что принят по всей земле: побежденные дали законы победителям … Им известно, по крайней мере, откуда произошли их обряды, а большинство людей, совершает то, причину чего не знает».