Деяния Диониса

Издание, имеющее серьезный критический аппарат, было осуществлено в 1881 году Шнейдлером в Лейпциге; оно остается до сих пор лучшим изданием парафразы. Шнейдлер опубликовал также несколько работ, посвященных особенностям нонновской метрики и его восприятию текста Евангелия. В своем предисловии к изданию он подробно рассматривает все рукописи парафразы и предыдущие ее издания. В издание включен index verborum. Это издание парафразы остается последним; зато за время, протекшее с его появления, «Деянья Диониса», издание которых обычно требует от филолога большой (или даже большей) части его жизни, издаются уже четвертый раз. Таким образом вкус эпохи окончательно поменял местами «любимую» и «нелюбимую» поэмы Нонна.

Нонн в XVI–XIX веках: слава и забвение

В отличие от оценки филологов XVIII–XIX веков, привыкших обвинять Нонна и его современников в искусственности и упадке, в эпоху Возрождения и барокко мнение его первых западных читателей и исследователей было восторженным. Анджело Полициано (1454—1494) еще прежде первого издания называет его «mirificum poetam»;[118] эти слова Полициано положили начало популярности Нонна в образованных кругах последующего века и еще ободряли его поклонников тогда, когда общее мнение уже подвергло его опале н посвятил «Дионисиака» эпиграмму.[119]

Филипп Меланхтон в «Посвятительном послании Фридриху, аббату св. Эгидия в Нюрнберге», предваряющем его издание парафразы, пишет: «Эта ученейшая поэма Нонна может служить вместо обширного комментария; я не усомнюсь заявить, что она много раз помогла мне <при чтении Евангелия> и я надеюсь, что многие, прочитав ее, признаются, что и для них это стало возможным. Ведь хотя <Нонн> так тщательно соблюдает правила <жанра> парафразы, что едва ли им добавлено к словам евангелиста хоть что–то от себя, однако многие выражения прояснены им удивительно удачно».[120] Вообще Меланхтон видит в парафразе книгу из чистого золота.[121]

Юлий Скалигер ставил Нонна выше, чем Гомера.[122] Муре восхищается «Деяньями Диониса» и называет Нонна «поэт ученый и величавый».[123] Геденекций излагает свое мнение в «epistola nuncupatoria», предваряющей его издание парафразы 1571 года: «Бесспорно, что он пользуется наилучшим образом отобранными, по большей части гомеровскими, словами греческого языка; эпитеты же его разнообразны и изобильны, и при этом столь удачно применены, что в этом он, по признанию ученых мужей, не уступит наилучшим мастерам….Несомненно, что эта его поэма написана благочестиво и умело: ведь нигде он не вставил ничего своего и не отошел в сторону от евангельского рассказа, но гладко и просто изъяснил сам ход повествования».[124]