Божий суд воздал волхву по заслугам. Ибо «горе тем, которые тьму почитают светом, и свет — тьмою» (Ис. 5:20), такие сами лишаются света, который имели. И вдруг напал на него мрак и тьма
(здесь Лука использует два современных ему медицинских термина) и он, обращаясь туда и сюда, искал вожатого (116). Павел, должно быть, прекрасно помнил тот день, когда он сам был слеп, правда, он был ослеплен славой Божьей и приведен за руки поводырями в Дамаск.Тогда проконсул, увидев происшедшее, уверовал, дивясь
(«глубоко потрясенный», ИБ) учению Господню (12). Его более всего поразило сочетание слова и знамения, победоносного учения Апостола и поражения волхва. Некоторые исследователи утверждают, что, поскольку не было упомянуто крещение, проконсул истинно не уверовал или что миссионеры «приняли вежливое гостеприимство за обращение» [277]. Для таких утверждений нет никаких оснований. Заявления автора о том, что проконсул уверовал, достаточно, и оно соответствует сходным утверждениям Луки в других частях его произведений (напр.: 14:1; 17:34; 19:18). Он не указывает, как в случае с Симоном–волхвом (8:13,18 и дал.), что вера проконсула была исповеданием без истинного обращения.Нет, он рисует сцену волнующей встречи, где могущество Духа нанесло поражение силам зла, где Апостол произнес проклятие на волхва, а Евангелие одержало победу над оккультными силами. Более того, Лука определенно хочет, чтобы мы приняли Сергия Павла как первого истинного язычника, который истинно уверовал и который в прошлом не имел никакой связи с иудаизмом. Прямое обращение Павла к язычникам явилось «великим новаторством в его первом миссионерском путешествии» [278]
.3. Павел и Варнава в Писидийской Антиохии (13:13–52)
Отплывши из Пафа, Павел и бывшие при нем прибыли в Пергию, в Памфилии
(13а). Итак, они отплыли от «родного острова Варнавы» к южному берегу «родины Павла, Малой Асии» [279]. Возможно, они высадились в Атталии, а затем прошли пешком около двенадцати миль в глубь Пергии.Здесь, в Пергии, случилось непредвиденное: Иоанн, отделившись от них, возвратился в Иерусалим
(136). Лука сообщает об этом обычным тоном и, похоже, не дает никаких оснований к тому, чтобы обвинять Иоанна. Но в стихе 15:38, говоря о Марке, он сообщает, что «Павел полагал не брать отставшего от них в Памфилии и не шедшего с ними на дело», т. е. давая понять, что Марк бросил их. Позже, однако, Марк изменил свое отношение и вновь пристал к Павлу в его миссионерских поездках «для служения» Апостолу (Кол. 4:10; 2 Тим. 4:11). Почему же он покинул их тогда? Существует несколько вариантов объяснений такого решения Марка. Может быть, он тосковал по матери, по ее просторному дому в Иерусалиме и предупредительным слугам? А может быть, он восстал против того, что партнерство «Варнава и Савл» (2, 7) превратилось в партнерство «Павел и Варнава» (13, 46 и т. д.), потому что теперь Павел взял руководство в свои руки и затмил собою его дядю? А может он, как верный член Иерусалимской консервативной иудейской партии, не соглашался со смелой политикой Павла в деле евангелизации язычников? Может именно он, возвратившись в Иерусалим, спровоцировал иудействующих на выступление против деятельности Павла (15:1 и дал.)? Или же он просто не выдержал крутого подъема в горы Тавра, которые, как известно, были полны разбойников (ср. с тем, что Павел говорил об «опасностях от разбойников» (2 Кор. 11:26)? Точного ответа мы все же не знаем.