Все, и греки и латиняне, согласны в том, что святой шестой вселенский собор не изложил правил. А известные под именем его сто два правила составлены не им и не признаны апостольским престолом, как изданные после шестого собора во время Юстиниана Ринотмета, как утверждает патриарх константинопольский Тарасий в четвертом деянии седьмого собора и свидетельствуют сами епископы, написавшие правила, в приветственном слове к императору Юстиниану, говоря в нем, что они написали священные правила потому, что два святые вселенские собора, один во времена Юстиниана великого, другой при Константине, отце Юстиниана второго, пространно изъяснившие таинство веры, вовсе не изложили священных правил. Поэтому этот собор, бывший при Ринотмете, греки не называют собственно шестым, а именуют пято-шестым, потому, говорит Феодор Вальсамон, что он изданием правил восполнил пропущенное двумя бывшими прежде него соборами. Из самых деяний собора можно видеть, что от святого шестого вселенского собора до издания правил прошло довольно времени. Вселенский собор был индикта девятого, а изложение правил в Трулле последовало по прошествии четвертого индикта, как показывает третье правило. Ученые, описывавшие жизнь Ринотмета, говорят, что этот собор в Трулле, называемый пято-шестым, состоялся при Сергие, первом этого имени архиерее римском. На нем, за исключением небольшой части, были не те епископы, которые составляли собрание шестого вселенского собора, но, кроме только 43-х, подписи патриархов и епископов различны. Различно и число собиравшихся отцов; вселенский собор составляли 170 отцов, а на пято-шестом, как говорят сами греки, собиралось 227 [122]. В числе присутствовавших не оказывается никого, представляющего лицо папы. Между тем как не только правила церковные и отеческие предания, но и самые дела доказывают справедливость того, что возразил Диоскору местоблюститель апостольского престола в начале святого вселенского собора в Халкидоне, говоря: «Диоскор принял на себя лицо судьи, которого не имел, и осмелился созвать собор помимо власти апостольского престола, чего никогда не было и не может быть». Диоскор, не находя ответа на это, встал из заседания и сел на средине, как подсудимый. С этим согласно и то, что содержится в деяниях святого седьмого вселенского собора. В начале опровержения определения, которое произнесено лжесобранием иконоборцев, в возражение на надпись его: «определения святого великого и вселенского седьмого собора», говорится буквально так: «каким образом великий и вселенский, когда его не приняли, с ним не согласились предстоятели прочих церквей, но предали его анафеме»? У него не было в сотрудниках тогдашнего папы римского или находящихся при нем иереев ни чрез местоблюстителей его, ни чрез окружное послание, как водится на соборах. А то, что говорит Вальсамон, будто итальянцы и латины настаивают, что этот собор не вселенский, и что на нем не присутствовало местоблюстителей папы римского, как на бывшем спустя много лет после шестого, — потому, что смертельно уязвлены правилами этого собора [123]), сам же он, не вынося таких речей, а рассмотрев текст приветствия и внимательно проследив подписи, нашел по последним, что там присутствовали Василий гортинский и какой-то равеннский епископ, занимая место всего собора римской церкви, — так это не согласно с историями, в которых рассказывается об этом соборе следующее: «император Юстиниан повелел привести в Константинополь чрез протоспафария Захарию епископа римского Сергия, который отказался подписаться под сими правилами [124]), а когда он не мог исполнить повеления, с безчестием выгнать из Рима». Несогласно это и с деяниями святого шестого собора вообще. Правда, после двух последних деяний, шестнадцатого и семнадцатого, помещается Василий в числе заступающих место собора 125-ти епископов, бывшего в Риме при Агафоне; но это не заслуживает справедливого уважения. Ибо, если бы он был местоблюстителем, то каким образом о нем не сделано никакого упоминания в послании, которое писал римский собор к императору Константину? Почему не упоминает об нем сам Константин в письме к преемнику Агафона Льву, когда перечисляет посланных оттуда и всех, исполнявших должность местоблюстительства? Да если и допустить, что Василий заступал место собора, бывшего в Риме в то время, все-таки, когда он подписывал правила, составленные в Трулле, не мог заступать место собора, которого никогда не было и отнюдь по настоящему делу не собиралось. Кто не удивится и тому, что говорит Вальсамон, будто вместе с Василием критским и неизвестным по имени епископом равеннским (которого следовало назвать по имени, если он присутствовал, а не опираться на пустые подписи без имен) присутствовали на трулльском, т. е. пято-шестом, соборе бывшие тогда легаты папы, епископ солунский, дарданский или сардинский, Ираклии фракийской, коринфский? Ибо, если для подписи достаточно намарать одни имена имеющих подписываться, то чего кто не дерзнет говорить и утверждать? Итак один только Василий критский оказывается сам присутствовавшим и подписавшимся, как сказано выше; для всех же прочих и для самого папы оставлено в подписи пустое место. Что же касается этих легатов или легатариев, имеющих, как говорит Вальсамон, специальную юрисдикцию, то ниоткуда не видно, что бы они председательствовали на соборе, или подписались прежде других, или усвояли себе полномочие, которое, мы видим в деяниях соборных, выказывали посылавшиеся по временам из Рима, которые приносили с собою нарочитые приказы или указы, относящиеся прямо к тому делу, по которому собирался собор, и определяющие поручение, данное к непременному исполнению. Последнее много разнится от того местоблюстительства, которое отправляли от имени римского архиерея солунский и прочие легаты в Греции, и которое касается всякого рода церковных дел в известных провинциях, а не какого-нибудь вопроса веры или составления правил. Так напр., император Константин Погонат в грамате к папе Льву, о которой мы упоминали выше, просил прислать в царствующий город апокрисиария, который бы представлял лицо папы во всех вообще текущих канонических и церковных делах по мере данной власти. Поэтому совершенно невероятно, чтобы Василий критский своею подписью заменял на пято-шестом соборе весь римский собор. А без этого нельзя причислять этого собора к вселенским, ни принимать правил его за правила вселенского собора, как показали это мудрые и древние мужи, хотя они и надписываются почтенным именем святого шестого собора. Под этим именем приводятся некоторые из сих правил у некоторых из римских архиереев и святым седьмым собором [125], — это потому, что это название вошло в употребление согласно общему обычаю восточной Церкви, ибо приводящие ссылки любят сообразоваться с общим обычаем, и потому, что многие из тех правил пригодны к опровержению еретического умоповреждения и к церковному порядку [126]. Что это так, можно видеть из очень древней книги, еще доныне хранящейся в апостольской [127] библиотеке в подтверждение истины. В ней прямо после правил находится подпись императора Юстиниана, между тем как отец его Константин подписался под определением святого шестого собора после всех епископов, и то только по просьбе епископов. Потом оставлено пустое место для подписи папы с следующею надписью: