Действующая модель ада. Очерки о терроризме и террористах

Впрочем, еще Достоевский подметил: «Подлец человек — ко всему привыкает», — поэтому неудивительно, что, пережив первый шок, люди вскоре стали говорить о бомбах, как об обыденных вещах. На жаргоне террористов ручные гранаты назывались «апельсинами», обывателям словечко понравилось и по малом времени эвфемизм прочно вошел в повседневную речь. На эту тему даже сочинялись шуточные вирши, вроде следующих:

Боязливы люди стали —

Вкусный плод у них в опале.

Повстречаюсь с нашим братом —

Он питает страх к гранатам.

С полицейским встречусь чином —

Он дрожит пред апельсином.

В ходу были анекдоты, напоминающие «армянское радио» советских времен:

— Чем наши министры отличаются от европейских?

— Европейские валятся, а наши взлетают.

Появились афоризмы в духе Козьмы Пруткова: «Счастье подобно бомбе, которая подбрасывается сегодня под одного, завтра — под другого».

Словом, люди привыкали жить в «огромном сумасшедшем доме».

Но шутки шутками, а кровь действительно лилась потоком. В революционной среде тех лет возобладал, по определению Петра Струве, «революционер нового типа» — некий сплав экстремиста с бандитом, освобожденного в своем сознании от всяких моральных условностей. Многие радикалы сами признавали, что революционное движение заражено нечаевщиной, чудовищной болезнью, в итоге ведущей к вырождению революционного духа. Анархисты и члены мелких экстремистских групп, согласно природе своих убеждений, прибегали к новому типу террора чаще других радикалов, грабя и убивая не только государственных чиновников, но и простых граждан. В первую очередь они и были ответственны за создание в стране атмосферы хаоса и страха.

О размахе революционного террора можно судить хотя бы по цифрам статистики о жертвах политических убийств — как государственных чиновников, так и частных лиц, — приведенных в исследовании Анны Гейфман: цифры эти показывают, что за первое десятилетие XX века жертвами (убиты, ранены, покалечены) революционного террора стали порядка 17000 человек. А если прибавить сюда тех, кто был казнен или пострадал при ответных правительственных репрессиях? Количество жертв вполне сопоставимо с потерями в солидной локальной войне. При этом приведенные цифры не включают в себя ни числа политически мотивированных грабежей, ни экономического ущерба, наносимого актами экспроприации. А между тем, известно, что только в октябре 1906 года в России было совершено 362 «экса» — в среднем, по двенадцать ограблений в день.

Всплеск террора охватил не только столицы и крупные города, но и окраины империи. Особенно это чувствовалось на Кавказе, где социально-политический экстремизм имел ярко выраженный националистический оттенок. Представители царской администрации на местах оказались не в состоянии удержать ситуацию под контролем — здесь открыто распространялись экстремистские листовки, ежедневно происходили массовые антиправительственные митинги, а радикалы с полной безнаказанностью собирали огромные пожертвования на дело революции. Власти были бессильны перед боевыми организациями, члены которых даже не пытались скрыть свою личность или род занятий — грабежи, вымогательства и убийства стали здесь неотъемлемой частью повседневной жизни. Так в одном Армавире террористы, заявившие о своей принадлежности к различным революционным организациям, убили среди бела дня 50 местных коммерсантов только за апрель 1907 года. В то время как в российских столицах и крупных городах наиболее активной участницей террора была партия эсеров, на Кавказе за большую часть терактов несла ответственность Армянская революционная партия Дашнакцутюн. Дашнаки убивали своих политических противников и принуждали богатых людей платить налог в пользу своей партии. Были местности, где они брали на себя даже административные и судебные функции, наказывая тех, кто обращался за помощью к законным властям, а не к революционным комитетам. В то же время после 1905 года в Армении, Грузии и других областях во множестве возникали более мелкие экстремистские группы, скажем, такие как боевые отряды «Ужас» и «Смерть капиталу» (анархисты-коммунисты). В грузинском городе Телави примеру дашнаков следовала «Красная сотня», военизированная организация неопределенно-радикального направления, которая приговаривала к смерти своих противников и вымогала деньги в окрестных деревнях. Также активно действовали на Кавказе и радикальные мусульманские группировки. Успеху этих партий и экстремистских банд способствовало то обстоятельство, что используемые ими методы террора обычно включали в себя традиционные для Кавказа формы насилия и бандитизма — сжигание посевов, похищение женщин, требование выкупов за похищенных детей и, конечно же, кровная месть.