Действующие лица и исполнители. Повести

- Молчи! - Грозным шепотом я закрыл ему рот: не хватало еще, чтобы он сознался и сам все раскрыл. Нет, это должен был сделать я, Детектив!

- Наташа права, - сказал добрый Принц Датский. - По-моему, племянник Григорий уже осознал… Сидит тихо. Как раз в эту минуту из подвала донеслось:

- Откр-рой! Слышишь, парнек? Сломаю стену! Оторву тебе голову!

- Я готов пожертвовать своей головой! Но она еще может вам пригодиться: следствие не закончено! - крикнул я, перегнувшись через перила, чтобы Племянник услышал. - Кое-что мне неясно… Следствие будет доведено до конца! До победного! И, может быть, я найду смягчающие вину обстоятельства.

Так что сидите тихо!

Я взглянул на Глеба. Он пригнулся, и нежная, бархатная кожа его лица покрылась нервными пятнами. Я пощадил Глеба и не стал объяснять, что именно я уже выяснил и ч т о осталось неясным. Кроме того, по всем правилам я не мог его обвинять, не установив мотивов совершенного преступления. А может быть, среди этих мотивов действительно найдутся смягчающие вину обстоятельства? Для Глеба и даже, может быть, для Племянника. Законность!

Прежде всего законность!..

- В конце концов, я могу пожертвовать своей головой, - повторил я. - Но одной головы ему будет мало… А вами рисковать не могу! - и взглянул на Наташу.

- Откр-рой! - орал из подвала Племянник. - Дачу сожгу! Не пожалею себя!

- Вот видите: он себя не хочет жалеть. А вы думаете, что он пожалеет вас.

О, как вы доверчивы!

- Что же делать? Время идет, - сказала Наташа, - где выход, Алик?

Все повернулись ко мне. И в их глазах я прочел надежду, которую не мог обмануть!

Судьбе было угодно, чтоб именно в ту минуту мой взор проник прямо в комнату, дверь которой была открыта, и упал прямо на бумажку, лежавшую возле телефонного аппарата. На ней (я это запомнил!) были написаны номера милиции, «скорой помощи», пожарной команды и тети Племянника. Идея тут же, без всякого промедления озарила меня.

- Мы позвоним тете, она завтра утром приедет и освободит его!

- Вон… на бумажке… - подсказал Глеб.

- Спасибо, - ответил я таким тоном, будто нуждался в его подсказке. Мне вдруг захотелось самому подкинуть Глебу какие-нибудь смягчающие обстоятельства. Дать ему возможность чем-нибудь искупить… Хотя каждый раз, когда я взглядывал на него, один и тот же вопрос обжигал меня: «Зачем?

Зачем он все это сделал?!» - До утра держать человека в подвале нельзя, - сказала Наташа.

- Человека нельзя. Но Племянника… Второй раз в жизни я возражал ей. Это было невыносимо!

- Жестокостью нельзя победить жестокость, - сказала Наташа.

Я был уверен, что эту мысль она обязательно должна записать в тетрадку.

Хотя я с этой мыслью и не был согласен. Доброта к противнику - не жестокость ли это? И можно ли, пожалев противника, не наказать при этом себя? Такие сомнения терзали меня и чуть было не растерзали совсем.

Я был уверен, что и мои мысли попадут в общую Наташину тетрадь, когда она наконец станет общей в самом прекрасном смысле этого слова: ее и моею!

Может быть, Наташины мысли были благородней моих. Но с благородными мыслями, как я понял в тот день, очень много мороки: очень уж они осложняют жизнь. Позвонили бы тете - и все. Так нет же: нельзя держать человека в подвале!

- Освободить должен кто-то один, - сказал я. - А остальные должны перед этим исчезнуть. И в условленном месте ждать того, кто отправится навстречу опасности.

Все подумали, что навстречу опасности непременно отправлюсь я. В глазах друзей я прочел нетерпеливое ожидание м о е г о подвига. Именно моего! Что ж, я сам их к этому приучил. И вдруг Наташа сказала:

- Ты не пойдешь.

И хоть на этот раз я отправляться на подвиг не собирался, но в ответ на ее слова грустно вздохнул и сказал:

- А почему бы мне не пойти?

- Потому что тебя он ненавидит больше, чем нас. И именно тебе собирается оторвать голову.

«Значит, она дорожит моей головой!» Эта мысль заставила меня устремить все свои силы на поиск решения.

Взор мой стал напряженно блуждать по комнате и неожиданно остановился на Глебе. Он не пригнулся, не спрятал взгляда. В тот день я все время читал что-нибудь в чужих глазах. На этот раз я прочел: «Дай мне возможность помочь вам и искупить…» Я отвел Глеба в сторону:

- Понимаешь ли ты, что в это жуткое положение мы попали из-за тебя?

- Понимаю.

- Я еще выясню, для чего, с какой целью ты это сделал!

- Я сам… Хоть сейчас…

- Нет, не теперь. Ни в коем случае не теперь! Пойми: решают секунды. Мы можем опоздать на последнюю электричку. И тогда… Одним словом: готов на подвиг?

- Я бы… Конечно… Если бы…

- Никаких «если бы»! Готов или нет?

- Готов.

- Тогда именно ты спустишься в подвал и освободишь оттуда Племянника.

Только тебе одному он не сделает ничего. Ведь вы же сообщники. Соучастники преступления!

- Да он меня… Ведь это же я его сначала… А потом с вами вместе… Он не простит!

- О, как ты наивен! Неужели ты думаешь, что я всего этого не предвидел?