Декабристы

Пестель. Увы, до аббата мне далеко. Столь чтимый мною аббат полагает непременным разделить на равные участки две трети всей земли, треть же сдать в аренду.

Муравьев. Немного же будет у него последователей среди наших.

Пестель. О, последователи уже были. Хотя навряд они читали Курнана.

Муравьев. Ты вспомнил, видно, Пугача? Так вспомни и о реках крови.

Пестель. Следуйте разуму, и в государстве будет мир. Вы стремитесь дать крестьянину свободу, но для него ее нет без земли.

Муравьев. Пестель, ты знаешь ли, чего хочешь? Ты вызовешь к действию силы темные и необузданные. Власть пьянит и мощный разум, а ежели он к тому ж исторически не дозрел, ежели он не опирается на дух высокий, ежели он весь поглощен заботами буднично-земными, прямодушно-корыстными, то какая же участь ждет страну? И ты веришь, что можно сдержать стихию?

Пестель. Если отвергнуть твое разделение государства на огромные державы, если понять, что федеративное устройство есть для Руси величайшее зло, то власть центральная столь укрепится, что никакие смуты не будут ей страшны.

Муравьев. Будем говорить начистоту – победи мы нынче, что стал бы ты делать?

Пестель. Я добился бы тотчас же двух приказов. Первого – Святейшего Синода народу русскому о присяге временному правительству. Второго – от Сената о введении конституции.

Муравьев. И положил бы основой Пестелеву «Русскую правду».

Пестель. Я тружусь над ней неустанно.

Муравьев. И долго ли будет действовать это временное правление?

Пестель. Кто знает? Может быть, два года, может быть, десять.

Муравьев. И, разумеется, власть его будет неограниченной?

Пестель. Чтоб ввести новое образование, потребны и время и неограниченная власть.

Долгая пауза.

Муравьев. Как же ты полагаешь поступить с императорской фамилией?

Пестель. Чего бы ты хотел?

Муравьев (помолчав). Мы давно не виделись с тобой. Протекшие годы по-разному нас образовали. Чем более я думал над будущим России, тем яснее мне стало, что монархическое представительное правление более всякого ей подходит. Из конституции моей следует, что ни монарх, ни двор его не избирают и избраны быть не могут.

Пестель. Но коли император и его семья не примут конституцию?

Муравьев (медленно). Тогда – изгнание и, очевидно, республика.

Пестель. Нет, изгнание невозможно.

Муравьев. Почему же?

Пестель. Изгнанные цари – всегда очаги смуты и самых злокозненных интриг. (Резко.) Нет, не изгнание. Их надобно всех… (Выразительный жест.)

Муравьев. Всех?

Пестель. Решительно всех.

Муравьев. Но ведь это ж ужасно! Там ведь и женщины, там дети почти…

Пестель. Да… ужасно. Но что ж делать?

Муравьев. А ты подумал, что люди, обагренные кровью, будут посрамлены в общем мнении? После того им нельзя быть у власти.

Пестель. Я об этом подумал. Избранные на подвиг должны находиться вне Общества. Барятинский говорил мне не раз, что всегда найдет двенадцать таких молодцов.

Муравьев. Какая разница, не понимаю. Убив, они тем самым становятся членами.

Пестель. Наклонись ко мне. Ну, ближе… (Шепчет что-то ему на ухо.)

Муравьев (сделав шаг назад). Никогда. Слышишь? Пестель, это отдает Комитетом общественной безопасности.

Пестель. Ну и что ж? Под его управлением Франция блаженствовала. (После паузы.) Впрочем, такого же мнения все мои друзья. Les demimesures ne valent rien, ici nous voulons avoir la maison nette[5].

Муравьев. Да ведь вы бог весть что затеяли, вы… всех хотите!

Пестель. Il faut finir avec la propagande, il faut agir![6]

Муравьев (долго ходит, потом останавливается). Ну, так вот тебе мое последнее слово: конституция и монарх.

Пестель (с маху бьет кулаком по столу). Так будет же республика!

Свет гаснет.

1825 год. Октябрь. Линцы. Пестель и Поджио.

Пестель (расхаживая взад и вперед). Поверьте, Поджио, на северян рассчитывать опасно. Дай бог, чтобы они примкнули к победоносной силе, а уж сражаться в одном строю – на это их не сговоришь.

Поджио. Павел Иваныч, дело ясное. Никита Муравьев все ищет толкователей Бентама, нам же действовать не перьями. Его должно сместить.

Пестель. Непостижимо! Как может умнейший и достойнейший человек мечтать очистить монархию представительством! Точно эти понятия сопоставимы! И что может быть гнусней, когда власть над страной достается не умнейшему, не достойнейшему, но только сыну своего отца. Пусть он глуп, как бревно, развращен, низмен, пусть окружил себя сводниками, лакеями, подлецами. Нужды нет. В одну прекрасную ночь царь обрюхатил царицу и тем решил участь страны.