Декабристы. Актуальные направления исследований

Во многом это было обусловлено социальным статусом «заговорщиков», что также не ушло от пристального взора Ансело. Так, стремясь продемонстрировать образ Николая I – милосердного следователя и судьи, он приводит один эпизод, о котором говорили тогда в Петербурге. Когда арестовали одного молодого человека, «славное имя которого, записанное в анналы российской истории, налагает особую ответственность на того, кто его носит», то «его связи, высказывания и, возможно, некоторые действия должны были повлечь за собой суровые последствия». В этой ситуации Николай I пожелал лично его допросить. С точки зрения Ансело, основной мотивацией вмешательства императора в следствие была необходимость «найти верного подданного в лице молодого человека, чей предок был в свое время опорой империи». При этом писатель подчеркивал, что «вопросы государя, предложенные с отеческой заботой, были составлены так, что осужденный неминуемо должен был быть оправдан. Казалось, его допрашивал не судья, но защитник, а при каждом его ответе монарх оборачивался к своим придворным со словами: “Я вам говорил, господа, не мог он быть мятежником”»[734].

Действительно, одним из принципов, положенных в основу работы Следственной комиссии, был принцип демпфирования дел членов тайного общества и участников «бунта», принадлежавших к аристократической и административной элите. В основе особой милости к ним Николая I лежала прагматика государственных интересов и личных целей императора, стремившегося таким образом восстановить нарушенную связь между императорским домом и русской аристократией, усилить авторитет монархической власти и сохранить лично преданных ему людей[735].

По справедливому мнению издательницы сочинения Ансело Н. М. Сперанской, молодым человеком, о котором он писал, был внук А. В. Суворова – Александр Аркадьевич Суворов. Можно предположить, что сведения о нем Ансело получил от маршала Мармона, в мемуарах которого этот сюжет облечен в конкретные формы: «Внук Суворова был сильно скомпрометирован. Император пожелал допросить его лично, с целью дать молодому человеку средство оправдаться. На его первые слова он отвечал: “Я был уверен, что носящий имя Суворова не может быть сообщником в столь грязном деле!” – и так продолжал в течение всего допроса… Так он сохранил чистоту великого имени и приобрел слугу, обязанного ему более чем жизнью»[736].

А в 1825 г. 21-летний юнкер лейб-гвардии Конного полка А. А. Суворов был членом петербургской организации Южного общества и предполагаемым членом Северного общества[737]. Сюжет о его аресте и допросе императором представлен в мемуаристике в нескольких версиях. Согласно первой, он был арестован 22 декабря 1825 г. и провел ночь в Зимнем дворце, 23 декабря утром был допрошен Николаем I, который ему прежде всего сказал: «Суворов, разве ты забыл, чью носишь фамилию?» После оправданий подследственного, что он ни в чем не замешан, император, простив его, сказал: «Я уверен, что никто из Суворовых не изменит своему государю!» На что Суворов спросил: «А когда, Ваше Императорское Величество, могу я надеяться быть корнетом?»[738] По другой версии, Суворов вечером 14 декабря сам явился в Зимний дворец, «движимый упреками совести». Утром 15 декабря Николай I, не допрашивая, простил его со словами: «Не хочу верить… чтобы внук знаменитого русского полководца мог быть когда-либо изменником»[739]. Существует и третий вариант, связанный с другой датой допроса – вечер 14 декабря, но сохраняющий почти дословно весь пафос слов императора, обращенный к Суворову: «Я никогда не поверю, что внук великого Суворова может быть врагом своего императора и своего Отечества»[740]. Наиболее же вероятной датой допроса является утро 23 декабря 1825 г., после чего в тот же день по высочайшему повелению он был освобожден из-под ареста. Все следственные действия в отношении него были прекращены и более не возобновлялись, хотя со второй половины декабря того же года о нем как члене тайного общества давали показания как видные, так и рядовые декабристы[741].

Возвращаясь к тексту Ансело, следует признать, что в нем, при некоторых фактических неточностях в словах и действиях Николая I, внешняя мотивационная основа и внутренняя логика его отношения к представителям аристократических, влиятельных и близких к трону дворянских семей переданы вполне адекватно.

Хотя применительно к еще одному классическому сюжету о «милости» императора в отношении «подлинного руководителя заговора», С. П. Трубецкого, принадлежавшего «к самым знатным российским семействам», предложена «классическая» трактовка. В рамках традиционной версии и петербургских слухов[742] Ансело утверждал, что Трубецкой был помилован только потому, что, «проявив слабость в решающий день, содрогнулся перед эшафотом, умолял императора пощадить его жизнь»[743]. Между тем во время допроса 15 декабря 1825 г. Николай I грозил Трубецкому немедленным расстрелом, правомерность которого признавал сам подследственный[744].