Декабристы. Актуальные направления исследований

По-видимому, эта печатная лесть и вызвала несколько откликов, в которых обыгрывался использованный Писаревым девиз Аракчеева:

Девиз твой говорит,
Что предан ты без лести.
Поверю. – Но чему? —
Коварству, злобе, мести.

Не имев ни благородства, ни чести,

Можешь ли быть предан без лести?

«Без лести преданный!» Врагу преданный льстец,

Добыча адская и черных книг писец! <…>[1554]

Такие отклики должны были появиться вскоре после публикации творения Писарева и, следовательно, задолго до издания сатиры Рылеева.

А. Г. Готовцева и О. И. Киянская, не упомянув ни об эпиграммах Пушкина, ни о других приведенных выше эпиграммах, явно указывающих на Аракчеева, объявили, будто именно после публикации сатиры «К временщику» на Аракчеева «пишутся многочисленные эпиграммы, которые распространяются в не менее многочисленных списках» (133). Непонятно, что имели в виду А. Г. Готовцева и О. И. Киянская, рассказывая о «многочисленных эпиграммах». Авторы ничем не подтвердили своего сообщения, не назвали ни одной эпиграммы, ни на что не сослались. Между тем в известном сборнике «Русская эпиграмма второй половины XVII – начала XX в.», кроме двух указанных эпиграмм Пушкина[1555], помещены только недатированная эпиграмма Е. А. Баратынского («Отчизны враг, слуга царя»), отнесенная публикаторами к периоду «до восстания декабристов»[1556], и написанная не ранее апреля 1828 г. анонимная эпиграмма («Встарь Голицын мудрость весил»), в которой Аракчеев был только упомянут наряду с А. Н. Голицыным, Д. А. Гурьевым, К. А. Ливеном и великим князем Михаилом Павловичем[1557]. Никакого потока эпиграмм на Аракчеева после издания сатиры Рылеева, судя по названному сборнику, не последовало. Стихотворение С. А. Путяты «Дни моего отчаяния», в котором тоже можно увидеть намеки на Аракчеева, было написано не под влиянием сатиры «К временщику», а в результате исключения автора из военной службы «за дурное поведение» в 1821 г. Не называя Аракчеева, Путята обличал «врага отчизны, льстеца царей, бич столь славного народа»[1558].

Несмотря на изложенные выше факты, показывающие, что сатира Рылеева была издана наряду с другими «римскими» сатирами, публиковавшимися в то время, не содержала никаких явных указаний на Аракчеева и потому не могла вызвать ни запрещения к печати, ни преследования автора и публикаторов после ее издания, А. Г. Готовцева и О. И. Киянская решили, будто и автор, и издатели журнала, и цензор «в истории с сатирой действовали не сами по себе», а «исполняли социальный заказ, исходивший непосредственно от Голицына», и избежали наказания только потому, что их «покрывал» князь А. Н. Голицын (119).

Такое предположение вызывает ряд вопросов. Почему для создания нужного стихотворения Голицын избрал никому не известного Рылеева, к тому времени издавшего только пять небольших и слабых стихов? Как он мог предвидеть, что поэт способен создать заказанное произведение? Почему Рылеев, если ему была заказана сатира на Аракчеева, не издал собственное произведение, а переработал сатиру Милонова? Но главное возражение состоит в том, что для подобного предположения не было оснований. Сознавая недоказанность своего заявления, авторы «пояснили»: «Возможно, что просьбу министра передал Рылееву Кругликов, соиздатель “Невского зрителя” и одновременно сотрудник подчинявшегося Голицыну столичного почтамта» (119). Но и это было только следующее необоснованное предположение.

А. Г. Готовцева и О. И. Киянская без всяких оснований связали появление сатиры «К временщику» с борьбой, которую, по их мнению, вели между собой за влияние на Александра I князь А. Н. Голицын, Аракчеев и начальник Главного штаба князь П. М. Волконский. При этом авторы проявили весьма странное представление об организации государственных дел в России. «Аракчеев отвечал за назначение министров и генерал-губернаторов, поскольку заведовал канцелярией Комитета министров», – писали А. Г. Готовцева и О. И. Киянская (119). Разумеется, ничего подобного не было и не могло быть: министров и генерал-губернаторов назначал только сам император. По мнению А. Г. Готовцевой и О. И. Киянской, в конце 1820 г., в период волнений в Семеновском полку и сразу после них, когда П. М. Волконский находился с Александром I на конгрессе Священного союза, а «Аракчеев почти не выезжал из своего Грузина», «активным в столице оставался только один из временщиков – князь Голицын» (124).