Декабристы и Франция

Соотношение Англии и Франции в книге де Сталь приобретает более сложный характер, чем у ее предшественников. Эти страны движутся одним и тем же путем, но с различной скоростью. Отсюда параллелизм и в то же время антагонизм их судеб. В период деспотического правления, когда «английский парламент служил только тому, чтобы освящать проявления самого чудовищного произвола ложным видом народного согласия»⁶⁷, английское правление мало чем отличалось от французского. Д е Сталь проводит параллели между Генрихом VII и Людовиком XI, Елизаветой Английской и Людовиком XIV, Яковом I и Людовиком XV. Карл I, как и Людовик XVI, лишь пожинал плоды правлений своих предшественников. «Основные черты сходства между Английской и Французской революциями, – по мнению Сталь, – следующие: дух демократии возводит короля на эшафот, военный вождь захватывает власть, и затем происходит реставрация старой династии»⁶⁸.

Эти и другие параллели занимают автора не сами по себе. Они нужны для обоснования важного тезиса о единстве исторического прогресса и, соответственно, пути к свободе. Через кровь и преступления, религиозные войны и фанатизм народы движутся к просвещению и освобождению. Английская свобода имеет универсальный общечеловеческий характер, и иной свободы быть не может. Во всяком случае, считает де Сталь, «мыслители не смогли найти иных принципов конституционно-монархической свободы, чем те, что существуют во Франции»⁶⁹. Свобода для нее неотделима от цивилизации и просвещения. В этом отношении де Сталь сближается с Вольтером. Как и Вольтера, ее мало интересует английское законодательство само по себе («Закон Habeat corpus, эта основа индивидуальной свободы, был принят при Карле II, и тем не менее не было большего насилия над свободой, чем в его правление, потому что законы без гарантии – ничто»⁷⁰).

Однако если Вольтера больше интересует английское просвещение, то де Сталь основное внимание уделяет английской цивилизации. Вся Англия в ее изображении являет собой картину благополучия и процветания: «Почти все люди хорошо одеты, почти нет хижин, находящихся в упадке, даже в животных проявляется что-то мирное и процветающее, как будто они также обладают правами в этом великом здании социального порядка. <…> Когда император Александр прибыл в Англию и его окружила толпа, у которой он вызвал столь законное рвение, он спросил, где народ, потому что видел вокруг себя только людей, одетых так, как в других странах одеваются привилегированные классы»⁷¹.

Вполне естественно, что это «чудо всеобщего процветания» де Сталь приписывает основным элементам английской свободы: доверию, с которым нация относится к своему правительству, прозрачности его финансовых расходов, свободе дискуссий и прессы⁷².

Вслед за Вольтером де Сталь подчеркивает ту роль, которую торговля играет не только в экономической, но и в социальной жизни Англии. Торговля в Англии считается вполне почетным занятием, ею не стыдно заниматься людям самого высокого социального положения. «Одна и та же семья часто включает в себя с одной стороны пэров, а с другой – самых простых торговцев в каком-нибудь провинциальном городе»⁷³. С другой стороны, успехи в торговой деятельности позволяют человеку достичь самых высоких сфер в социальной структуре. Но значение английской торговли не только в этом. Она является важным фактором просвещения общества, так как ставит людей в отношения к интересам всего мира, убеждает их в необходимости юстиции. «В странах, где есть только сельское хозяйство, масса населения может состоять из рабов, привязанных к земле и лишенных образования, но как сделать рабов и невежд из купцов»⁷⁴.

Английская знать свободна от тех предрассудков, во власти которых пребывает французская аристократия. По мнению де Сталь, «нелепое предубеждение, которое запрещает французским вельможам заниматься торговлей, причинило французской экономике больше вреда, чем все другие злоупотребления старого режима»⁷⁵.

Кастовая замкнутость французской аристократии, ее зависимость от придворных составителей родословных и полная независимость от личных заслуг делают ее невостребованной обществом и в конечном итоге превращают в тормоз социального прогресса. В образовании английской аристократии удачно сочетаются чины и равенство. Люди благодаря личным достоинствам, пользе, которую они приносят государству, становятся аристократами. Изначально равные возможности для всех определяют конечное неравенство общественного положения. Поэтому английская аристократия – это действительно сливки общества, «надежда всех, так как каждый может в нее попасть». Французская аристократия в этом отношении во многом состоит из людей случайных, получивших это право исключительно по случаю рождения.