Декабристы и народники. Судьбы и драмы русских революционеров

На поверку же «русский социализм» оказался очередной утопией. Прежде всего потому, что крестьянин мечтал о том, чтобы сделаться крепким хозяином, а значит, ни в коей мере не являлся стихийным социалистом. Если попытаться сделать более общий вывод, то уровень социально-экономического развития, уровень общей культуры России ни в коей степени не соответствовал мечтаниям доморощенных социалистов. На это надо было или закрыть глаза и продолжать верить в то, во что так хотелось верить, или, признав существующий разрыв между мечтой и реальностью, попытаться как-то сблизить их. Именно последнее попытался сделать другой глава российских радикалов-просветителей, Н.Г. Чернышевский.

Он, в отличие от Герцена, не оставил цельной социалистической доктрины, как не создал, несмотря на свой авторитет среди радикалов 1860—1870-х гг., и собственной школы политического действия. Казалось, будто что-то мешало ему категорически настоять на выдвинутой точке зрения, окончательно утвердиться на ней. Этим «чем-то» было, видимо, осознание сложности и многоплановости проблем, раскрыть всю полноту которых Николай Гаврилович не мог, как не желал и отмахнуться от них с помощью некого одностороннего решения. Он решил начать поиски теории, помогающей разрушить препятствия, стоявшие на пути прежде всего свободного развития человеческой индивидуальности. Препятствия эти были весьма разнообразны, потому в своих статьях, а также крупных произведениях Чернышевский обращался к самым разным сюжетам не только российской, но и зарубежной истории, а также к событиям современной жизни.

В отличие от Герцена, он не отрицал исторической прогрессивности капитализма, разрушавшего феодальную рутину и способствовавшего развитию всех сфер экономики. Вместе с тем он отказывался признать «нормальность» этого строя, поскольку капитализм оставлял в неприкосновенности имущественное (и не только имущественное) неравенство людей. В русской крестьянской общине Чернышевский не видел никакого феномена и не считал ее исконным зародышем социализма. «Трудно вперед сказать, – писал он, – чтобы общинное владение должно было всегда сохранить абсолютное преимущество пред личным… Лучше подождать, и время разрешит задачу самым удовлетворительным образом…Теория в разрешении этого вопроса будет бессильна…» Пока же община, по его мнению, являлась случайно уцелевшим осколком архаических времен, но при этом могла облегчить муки рождения нового строя, предохранить массу земледельцев от «пролетариатства» (для Чернышевского этот термин был синонимом обнищания), то есть ускорить историческое движение России и даже помочь ей миновать капиталистическую стадию развития.

Вообще вопрос о крестьянской общине и перспективах ее развития оказался весьма сложен для вождей российских (и не только российских) радикалов. Недаром К. Маркс несколько позже отмечал: «…община является точкой опоры социального возрождения России, однако для того, чтобы она могла функционировать как таковая, нужно было бы прежде всего устранить тлетворные влияния, которым она подвергается со всех сторон, а затем обеспечить ей нормальные условия свободного развития» (чуть ли не дословный повтор выводов Герцена!). Причем сделать это надо было очень быстро, поскольку, опять-таки по словам Маркса: «Если Россия будет продолжать следовать по тому пути, по которому она следовала с 1861 г., то она упустит наилучший случай, который история когда-либо предоставляла какому-либо народу, и испытает все роковые злоключения капиталистического строя».

Иначе говоря, по мнению идеолога мирового пролетариата, община могла способствовать социалистическому перерождению России, но эта возможность казалась ему реальной в течение довольно короткого исторического промежутка времени. Собственно, то же ощущали и российские радикалы, во всяком случае, писатель-народник Г.И. Успенский, вспоминая о начале 1860-х гг., грустно отмечал: «Вот тут-то было наше дело, да только сплыло». В этом непонимании важности момента и промедлении с решительными действиями, по его словам, заключался грех русского общества, совершенный против самого себя. Да и у Чернышевского, остро ощущавшего упущенный момент, что крайне редко отмечается исследователями, интерес к «общинному социализму» достаточно быстро не то чтобы отходит на второй план, но дополняется некими оговорками. Во всяком случае, деревенских сюжетов в его программном романе «Что делать?» вообще не встречается. Видимо, он чувствовал, что время крестьянской революции то ли уже прошло, то ли, наоборот, еще не настало.