Декабристы и народники. Судьбы и драмы русских революционеров

С 1847 г. события его жизни замелькали с калейдоскопической быстротой: осень 1847 г. – высылка из Парижа; лето 1848 г. – участие в Пражском восстании; весна 1849 г. – участие в Дрезденском восстании, арест и заключение в тюрьму; зима 1850 г. – смертный приговор, вынесенный саксонским судом; лето 1850 г. – передача Бакунина австрийским властям и угроза нового смертного приговора; весна 1851 г. – выдача российскому правительству и заключение в Алексеевском равелине Петропавловской крепости.

Споры, съезды, газеты, баррикады, суды – и глухое, мертвящее небытие «одетых камнем». Никаких надежд на открытое судебное разбирательство его дела. Абсолютная неясность будущего: смертный приговор, пожизненное заключение, каторжные работы? Калейдоскопическое мелькание событий и лиц сменилось остановившимся для узника временем. Именно в этот момент в камеру к Бакунину явился граф А.Ф. Орлов, возглавлявший III отделение, и предложил написать «Исповедь» на имя императора. О мотивах своего согласия Михаил Александрович упомянул всего один раз.

Он говорил, что если была бы хоть призрачная надежда на открытый суд, то он бы отказался от предложения графа. Поскольку же такой надежды не существовало, то и тактику следовало выбрать сообразно обстоятельствам. Заключенный рассчитывал, что Николай I, удовлетворившись покаянием революционера, заменит пожизненное заключение в крепости каторжными работами или ссылкой «в места отдаленные». Алексеевский равелин – это гроб без всяких вариантов; Сибирь – хоть какой-то шанс сбежать за границу и продолжать борьбу.

«Исповедь» Бакунина производит двоякое впечатление. Нет, нет, слова о заблуждении революционера, о тщетности западноевропейских социалистических учений и революций в ней, безусловно, присутствуют. Имеется даже ссылка на притчу о блудном сыне (Бакунине) и оскорбленном им, но нашедшем в себе силы для прощения отце (Николае I). С одобрением сказано об императоре как грозном «ревнителе законов». Наличествуют в «Исповеди» и настолько льстивые пассажи, которые то ли коробят современного читателя, то ли заставляют его вспомнить об иронии, граничащей с издевкой. «Нигде, – пишет, к примеру, Бакунин, – не было мне так хорошо, ни в крепости Кенигштейн, ни в Австрии, как здесь, в Петропавловской крепости, и дай бог всякому свободному человеку найти такого человеколюбивого начальника, какого я нашел здесь, к величайшему своему счастью».

Но рядом с многочисленными реверансами было в этом покаянии нечто такое, что никак не могло удовлетворить грозного самодержца. Начнем с того, что Михаил Александрович наотрез отказывался говорить о своих революционных связях и знакомствах, оправдываясь тем, что даже духовнику «никто не открывает грехи других, только свои». Далее он ссылался на то, что не пользовался полным доверием социалистов из-за распущенной российским правительством сплетни, будто он состоит на жаловании в III отделения.

Покончив с этим щекотливым моментом, Бакунин ярко описал революционные события в Западной Европе, очевидцем которых ему довелось быть. Он подробно проанализировал причины их поражения, постаравшись при этом намекнуть на неотвратимость грядущей победы социализма. Отметив, например, благородство, самоотверженность, дисциплину, честность, героизм французских рабочих, он с сожалением констатировал, что для победы революции во Франции, Праге и Дрездене не хватило лишь достойных вождей народных масс. Далее в «Исповеди» проводится сравнение положения в России и странах Западной Европы.

Отметив, что везде в мире много зла, неправды и несправедливости, Бакунин с грустью замечает: «…а в России, может быть, больше, чем в других государствах». Почему же больше? Потому, что в империи нет гласности, свободы выражения общественного мнения. И тут «блудный сын» внезапно превратился в обвинителя. «В России, – писал он, – все болезни входят во внутрь, съедают внутренний состав общественного организма. В России главный двигатель – страх, страх убивает всякую жизнь, всякий ум, всякое благородное движение души… И воровство, и неправда, и притеснения в России живут и растут как тысячелетний полип, который, как ни руби и ни режь, он никогда не умирает».

Бакунин не только обличал зло, он предложил монарху лекарство для его искоренения, советуя ему превратиться в просвещенного главу государства, отстаивающего интересы всех сословий. Более того, Бакунин посоветовал Николаю I встать во главе всего «славянского мира» и повести его к новой жизни. С высоты XXI века эти слова звучат чрезвычайно наивно. Если же помнить, что дело происходило в 1851 г., то стоит отметить, что Михаил Александрович воспользовался известным ему примером, данным в свое время декабристами.