Декабристы и народники. Судьбы и драмы русских революционеров

То, что интерес радикалов к крестьянству вернулся именно в это время, не было случайностью. Осенью 1880 г. голод, вызванный неурожаем, охватил ряд губерний империи. Петербург, Москва, другие губернские города были наводнены сельской беднотой, вынужденной целыми семьями кормиться подаянием. Картина дополнялась брожением в деревнях, напоминавшим народовольцам о революционных, вернее бунтарских, возможностях крестьянства.

Партия начала работу в деревне с издания разнообразных анкет. В них ставились вопросы о поземельной общине, самоуправлении, уровне благосостояния населения. Но наибольший интерес у составителей анкет вызывали известия о бунтах, столкновениях с кулаками, данные об отношении крестьян к царю, слухи о переделе земли. Авторы анкет также просили сообщать о впечатлении селян от социалистической пропаганды в деревне. В сентябре 1880 г. тот же Тихомиров констатировал в «Листке “Народной воли”»: «В настоящее время… протест народный не ослабевает, масса возвышается даже до критики самого царизма. Остальные сословия, наиболее развитые, не могут идти в этом отношении ни в какое сравнение с крестьянством».

Вторым шагом «Народной воли» в деревне стала широкая пропаганда среди крестьян. По свидетельству Клеточникова, с осени 1880 г. партия поставила вопрос о создании цепи народовольческих кружков на селе. Желябов, будучи сыном крестьянина и знавший мужика подлинного, а не «шоколадного», особенно тяжело переживал известия о народных бедствиях. Он даже созвал специальное заседание ИК, на котором предложил именно теперь усилить пропаганду в деревне. «Крестьянство, – говорил он, – должно понять, что тот, кто… самодержавно правит страной, ответственен за жизнь и благосостояние населения, а отсюда вытекает право народа на восстание… Я сам отправлюсь в приволжские губернии и встану во главе крестьянского восстания, я чувствую в себе достаточно сил для такой задачи…» В связи с этим Желябов предлагал отсрочить покушение на царя и вплотную заняться подготовкой крестьянского восстания, но большинство руководителей «Народной воли» не поддержало эту идею.

Работа же в деревне, по свидетельству А. Корбы, шла следующим образом: «Главное – побольше прокламаций к народу, разъясняющих деятельность партии». Иными словами, пропаганда народовольцев не была систематической и велась, как правило, не оправдавшим себя ранее и осужденным еще «Землей и волей» «летучим» методом, при котором литература раздавалась случайным встречным, а то и вовсе разбрасывалась вблизи крупных сел и вдоль больших дорог. В результате политические идеалы «Народной воли» остались почти неизвестны деревне или не были поняты ею. Аграрные же требования партии не могли не встретить сочувствия крестьян, но и они не были поддержаны деревней в должной мере.

Террористическая же борьба «Народной воли»… Давайте начнем с того, что из 500 активных членов партии (общее число народовольцев и сочувствующих им доходило до 4–5 тысяч человек) этим видом борьбы постоянно и вплотную занимались 35–40 радикалов. Кроме того, для революционеров конца 1870-х гг. террор был деятельностью не столько разрушающей, сколько несущей в себе созидательное начало. Цареубийство, по их расчетам, должно было стать лишь первым звеном в длинной цепи политических и социальных изменений.

Террор «Народной воли» был вызван не только особенностями мировоззрения российской радикальной интеллигенции, но и объективными обстоятельствами – полным политическим бесправием граждан, полицейским произволом и связанными с ними репрессиями против инакомыслящих. Отмечая и особо подчеркивая данное обстоятельство, газета «Народная воля» писала по поводу убийства президента США Д.А. Гарфильда следующее: «В стране, где свобода личности дает возможность честной идейной борьбы, где свободная народная воля определяет не только закон, но и личность правителей, – в такой стране политическое убийство как средство борьбы – есть проявление того же духа деспотизма, уничтожение которого в России мы ставим своей задачей».

Понимая уникальность ситуации, складывавшейся в империи, террор народников поддерживали и в принципе скептически относившиеся к нему основоположники марксизма. «Политическое убийство, – писал Ф. Энгельс, – единственное средство, которым располагают умные, смелые и уважающие себя люди для защиты от агентов неслыханно деспотического режима (имеется в виду именно самодержавный режим в России. – Л.Л.)». Давайте посмотрим, во что конкретно превратились эти соображения в народовольческой практике.