Декабристы и народники. Судьбы и драмы русских революционеров

Разинские и пугачевские мотивы самозванства, регулярно звучавшие в разговорах народников, свидетельствуют не только об их верности бунтарским традициям, но и о признании авторитета царской власти в российской деревне, и о желании использовать этот авторитет для достижения своих целей. Цель в глазах радикалов 1870-х гг. продолжала оправдывать средства, в том числе и те, которые предшественникам народников казались недопустимыми и даже дикими.

Заметим кстати, что декабристы и народники вообще ориентировались на разные исторические образцы. Трубецкому, скажем, не давало покоя, что он «…при случае сделался бы каким-нибудь Робеспьером или Маратом. Мысль ужасная, которая ежеминутно приводит меня в содрогание!». Робеспьер и якобинцы, напротив, являлись любимыми историческими персонажами народников. Если что-то и не устраивало российских радикалов в деятельности их французских коллег, то это недостаточная решительность якобинцев в борьбе с политическими противниками. Картина получается контрастная: то, что заставляло декабристов останавливаться, подталкивало народников к еще более активным действиям.

Демократия. И декабристы, и народники не без оснований считали себя демократами, и именно демократические требования лежали в основе их деятельности. Однако, как отмечал философ Е.Н. Трубецкой, существуют два разительно отличающихся понимания демократии.

Одно из них утверждает народовластие на праве силы: большинство всегда право, именно оно является решающей силой. Если воля народа есть высший источник общественных норм, то все свободы и ценности зависят от поддержки их большинством. Такое понимание демократии часто ведет к деспотизму, прикрытому словами о власти народа и заботе о его чаяниях. Другая концепция народовластия кладет в основу всего права человека, то есть ценности неотчуждаемые, закрепленные в законах, соблюдаемых всеми безоговорочно. Только в этом случае свобода, по ее мнению, покоится на прочном основании.

Декабризм и народничество, таким образом, отражали два разных понимания демократии. Декабристам было трудно донести свою правду до общества и народных масс, мало подготовленных к восприятию подобной правды. Колебания дворянских революционеров, их боязнь взять на себя ответственность за перемены, которые необходимы, но к которым страна не готова, понятны. Поэтому революция признавалась ими лишь одним из способов решения переустройства общества, одним из путей к защите прав сограждан, т. е. к благу отечества.

Позиции народников оказались более прямолинейными и безапелляционными. Конечно, они тоже думали о трудностях донесения своей правды до крестьянства, но ставку делали не на просвещение народных масс, а на революционный переворот, полагая, что их цели настолько справедливы и универсальны, что вопрос о способах внедрения этих целей в российскую жизнь не имеет принципиального значения. Революция оказалась для них единственно возможным методом не только спасения страны, но и просвещения народных масс. Последние же превращались в объект широкомасштабного эксперимента, благие результаты которого для революционеров не подлежали сомнению, зато для Истории оставались далеко не ясными.

Как уже отмечалось, у оппозиционеров в качестве собственного мировоззрения сформировалась зеркальная антитеза существующей власти. Всеохватывающая централизация «сверху», ее мощное давление на общество, свойственные самодержавию, привели к появлению схожей по структуре, принципам идеологии и практики радикалов. Далее в их среде рождается и набирает силу представление и об организационной антитезе власти (создание тайного общества, тактика захвата власти для манипулирования населением страны, создание централизованного же, но нового «справедливого» государства).

У дворянских революционеров все указанные особенности радикализма присутствовали, но еще как бы в зачаточном состоянии, не столько как диктующая свою волю реальность, сколько как одна из возможностей развития событий. Явственное проявление перечисленных выше особенностей придется на 1860—1870-е и более поздние годы. Преемники декабристов на радикальном поприще безусловно превзошли их в организованности, в деле привлечения к активной оппозиции властям учащейся молодежи, рабочих и офицеров, в безоглядности своих действий и уверенности в собственной правоте. Однако очень часто нравственные сомнения по поводу универсальности революционных теорий оказываются привлекательнее, чем самые героические поступки людей, абсолютно уверенных в своем праве насильно осчастливливать сограждан против. Действия народников и марксистов были объяснимы и, может быть, даже закономерны, но их небывалые в истории человечества эксперименты, будучи утопиями, заставили расплачиваться за свое осуществление людей, которые совершенно не желали в них участвовать.