Декабристы и народники. Судьбы и драмы русских революционеров

И все же… Вспомним, что все эти княгини, генеральши, просто дворянки, поехав за мужьями, во-первых, становились женами ссыльнокаторжных, лишались сословий и званий. Их дети, рожденные в Сибири, записывались в разряд государственных крестьян. Кроме того, оказывая поддержку государственным преступникам, женщины переходили в оппозицию к власти, их поведение оказывалось формой общественного протеста против запрета императора вспоминать о декабристах. К тому же, разрешив женам ехать к мужьям, Николай I запретил им брать с собой детей, родившихся до 14 декабря. Оставаться в Сибири уехавшие должны были до смерти мужей, а то и своей кончины. Нет, все-таки это был действительно подвиг и человеческий, и гражданский…

Первой, уже в июле 1826 г., уехала за мужем Е.И. Трубецкая, за ней – М.Н. Волконская и А.Г. Муравьева. Далее с 1827 по 1837 г. на каторгу приехали: Нарышкина, Давыдова, Фонвизина, Гебль, Розен, Юшневская, Ледантю. Первые месяцы были особенно трудными. Деньги у жен преступников отбирались, и начальство выдавало их по своему усмотрению «на прожитие». Мизерная сумма держала женщин на грани нищеты. Приготовленные обеды они отправляли в тюрьму, от ужина отказывались, чтобы сэкономить денег на еду для узников. Аристократки ограничивались супом и кашей, а то и вовсе сидели на черном хлебе и квасе.

Княгиня Трубецкая ходила в Благодатском руднике в настолько истрепанных башмаках, что в результате обморозила ноги. Зато из новых теплых башмаков она сшила шапку одному из товарищей. Мария Николаевна Волконская приобрела для уголовных преступников холст и одела их в новые рубахи. Бурнашев рвал и метал, заподозрив в этом возможность подкупа уголовников или сговора их с политическими. Но сделать ничего не мог, так как княгиня заявила ему, что одела людей из соображений элементарного приличия, ведь до этого они ходили полуголыми.

В 1830 г. декабристов перевели в Петровский завод. Церемония переселения была обставлена весьма торжественно и своеобразно. Впереди шли вооруженные солдаты, затем – государственные преступники, за ними подводы с поклажей, и, наконец, арьергард – опять вооруженные солдаты. А по бокам кортежа, видимо, для местного колорита, расположились буряты с луками и колчанами стрел. За всем этим великолепием наблюдали офицеры, ехавшие верхом. Легче на новом месте заключенным не стало.

П. Анненкова (Гебль) вспоминала: «Петровский завод был в яме, кругом горы, фабрика, где плавят железо, – совершенный ад. Тут ни днем, ни ночью нет покоя, монотонный, постоянный звук молота никогда не прекращается, кругом черная пыль от железа». К тому же, торопясь с постройкой новой тюрьмы, начальство забыло об окнах в ней, а потом, спохватившись, приказало прорубить их в коридор. В маленьких душных комнатах стояли полумрак и вечная сырость. Только письма женщин родным в Петербург, наполненные отчаянными просьбами, помогли к маю 1831 г. решить вопрос с окнами, их все-таки прорубили, как следует, на улицу.

Огромна заслуга декабристок также в том, что узников не удалось изолировать от внешнего мира. Запретив революционерам переписку, Николай I хотел заставить всех забыть о своих «друзьях 14-го». Не удалось. Женщины пишут за товарищей письма от своего имени, получают ответы, посылки, выписывают газеты и журналы. Каждой из них приходилось писать по 10–20 и более писем в неделю. Корреспонденция плутала и проверялась месяцами, но все-таки доходила до адресата.

С декабристками связаны две довольно известные романтические истории, получившие развязку именно в Сибири. Уже в конце 1825 г. в Петербурге энергичная француженка Полина Гебль подкупает унтер-офицера, служившего в Петропавловской крепости, и организует переписку со своим гражданским мужем Иваном Анненковым. Она разрабатывает план побега, от которого приходится отказаться из-за нехватки средств. После отправки осужденных в Сибирь Гебль едет за Николаем I на маневры в Вязьму и там подает ему прошение, желая разделить ссылку с мужем. На успех прошения рассчитывать было трудно, так как Полина была иностранкой, да и отношения их с Анненковым не были узаконены.

Однако все кончилось благополучно. Николай I удовлетворил просьбу Гебль, и в апреле 1828 г. она уже была в Чите. Необходимо отметить, что подоспела она крайне вовремя. Анненков, подавленный разгромом восстания и условиями каторжного существования, находился, по мнению товарищей, на грани самоубийства. Венчание счастливой пары состоялось в Чите. «Это была любопытная и, может быть, единственная свадьба в мире, – вспоминал Н. Басаргин, – на время венчания с Анненкова сняли железа и сейчас же по окончании обряда опять надели и увели обратно в тюрьму».