Декабристы и русское общество 1814–1825 гг.

В психологическом плане Пушкину ближе был их общий с Н. И. Тургеневым приятель П. П. Каверин. Если следовать положению Устава Союза Благоденствия о том, что «всякий член Союза <…> должен для подавания примера согражданам <…> не расточать попусту время в мнимых удовольствиях большого света, но досуги от исполнения обязанностей посвящать полезным занятиям или беседам людей благомыслящих»[397], то Каверин не должен был быть принят. Напомню, что, по мнению Ю. Г. Оксмана, именно по этому пункту Пушкин не прошел в тайное общество. Между тем жизнь, как всегда, оказывалась сложнее уставов и формальных требований, и Каверин с его веселыми похождениями, попойками, долгами и многочисленными любовными приключениями был членом Союза Благоденствия. Но если бы дело ограничивалось лишь перечисленными качествами Каверина, то он мало чем отличался бы от золотой молодежи тех лет и его участие в декабристской организации можно было бы воспринимать как курьез, а факт его многолетней дружбы с Николаем Тургеневым вообще был бы не объясним. Каверин, как и Тургенев, окончил Геттингенский университет (они были однокашниками). Он был хорошо образован, имел большую библиотеку и свободное от кутежей время посвящал серьезным занятиям. Тургенев особенно ценил в нем неприятие рабства[398]. При этом веселые похождения Каверина для Тургенева как бы выносились за скобки.

Для Пушкина и каверинское политическое свободолюбие, и гусарство были неразрывно связаны между собой и могли подвергаться двойной литературной интерпретации. С одной стороны, Каверин как персонаж пушкинской лирики (см. послание «К Каверину» 1817 г.) стоит выше толпы, с другой стороны, сам тип разгульного поведения, перенесенный творческой фантазией поэта с Каверина на самого себя, мог вызывать уже не «ревнивое роптанье» «черни», а суровое осуждение гражданина, посвятившего всю свою жизнь общественному благу. В аксиологической системе политической лирики такой гражданин оказывался выше повесы-свободолюбца и получал право наставлять его на путь гражданского служения.

В 1822 г. Пушкин написал послание «Ф. Н. Глинке». В этом стихотворении поэт, по словам Ю. М. Лотмана, проник «в самую сущность того, как понималась идея общественного воспитания в Союзе Благоденствия»[399]. В основе лежит идея нравственного становления героя под влиянием «великодушного гражданина». Воздействие Союза на общество ставило целью достижение некого общественного идеала. Этот идеал мог описываться в различных идейных и стилистических системах: в современном общественно-политическом тезаурусе, включающем в себя такие понятия, как закон, представительное правление, гражданские права и т. д., или же в системе античных представлений. Во втором случае события и люди укрупнялись и возводились к древним образцам. У Пушкина Глинка становится Аристидом, Петербург – Афинами, а перевод по службе на юг – остракизмом. Отождествление Глинки и Аристида, конечно же, не случайно. Афинский политический деятель V в. до н. э., как его описывает Плутарх, был наделен абсолютным чувством справедливости и бескорыстия. Будучи самым популярным человеком в Афинах, он оставался практически нищим, и, когда умер, у него не нашлось денег даже на похороны. Глинка, полковник гвардии, принятый во всех великосветских салонах Петербурга, соединял в себе высокое социальное положение с почти нищенским бытом и этим как бы воплощал в жизнь добродетель античного героя, что давало ему право служить нравственным эталоном. Воплощая в поэзии то, что Глинка воплощал в жизни, Пушкин вместе с тем не только не сливается с его высокой гражданской позицией, но и как бы оставляет за собой право быть ее недостойной. Если он легко ассоциирует себя и свое поведение с Кавериным («с Кавериным гулял»), то по отношению к Глинке он выступает как представитель «толпы безумной», хоть и увидевший ее эгоизм, но тем не менее не поднявшийся еще до той высоты, на которой находится «великодушный гражданин» Глинка.