Декабристы. Перезагрузка. Книга первая

– Хорошо, не возражаю, – я встал и протянул руку. – Господа! Павел Иванович, Алексей Петрович! Приятно было с вами познакомиться. Завтра я отбываю в Одессу, надеюсь, в Киеве еще свидимся, до свидания.

* * *

февраль 1825 года г. Киев

Отгуляв свадьбу у Волконского, я вместе с Пестелем и Трубецким остались погостить в доме на Печерске. Дело в том, что в конце прошлого года Сергей Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин встречались с представителем от Польского общества Гродецким и теперь уже мы, лидеры Северного и Южного обществ ожидали с ним встречи с целью достигнуть окончательных договоренностей между польским и русским обществами. Пестель выражал опасение, как бы поляки, воспользовавшись слабостью России в момент революции, не попытались возвести на престол великого князя Константина Павловича, рассчитывая, что в благодарность он возвратит им независимость. И потому хотел потребовать от поляков согласия на убийство Константина в момент переворота.

И через несколько дней мы встретились с полномочным представителем от Польского общества князем Яблоновским. Сначала говорили о независимости Польши и ее границах, потом обсуждался вопрос, как поступить с Константином Павловичем.

– Россия, – с апломбом заявил Пестель, – берет Польшу под свое покровительство и будет служить ручательством в неприкосновенности ее пределов, а тем паче ее существования. Но с условием, чтобы верховная власть была устроена в Польше так же, как в России. Аристократия же, на богатстве или на привилегиях и правах родовых основанная, должна быть навсегда отвергнута и весь народ польский должен составить одно сословие.

Шляхетского революционера такой радикализм Пестеля совершенно не устраивал. Зачем им, гордым полякам, спрашивается, нужна опека России? И здесь я был с Яблонским согласен.

– Павел Иванович, – вежливо отвечал поляк разгоряченному Пестелю, – мы только тогда сможем войти с вами в соглашение, когда вы признаете независимость Польши, и не будете вмешиваться в наши внутренние дела.

– Если вы не примете наши предложения, – Пестель медленно отчеканил каждое слово, – то по совершении переворота Польша войдет в состав Российского государства и независимости не получит!

Пестель прекрасно отыгрывал свою роль «плохого полицейского», особенно учитывая то, что высказываемая им позиция была его собственной, накануне мне больших трудов стоило его переубедить. Польшу он желал видеть каким-то полугосударством, зависимым от России. Только мои доводы о том, что инородный организм в теле российской государственности обязательно будет его разъедать и дестабилизировать, заставили Пестеля поменять свою позицию.

На Трубецкого Пестель глядел волком. Князь, на словах в Киеве, в обтекаемых выражениях, выказывая поддержку крайне радикальным предложениям васильковцев по цареубийству, вбивал клин между Васильковской и Тульчинской управами. Свои действия Трубецкой объяснил мне исключительно лишь заботой о Северном обществе, что раскол Южного общества усилит северян и ослабит Пестеля, так как князь, по его же словам, «ни в одном пункте не одобряет пестелевской конституции…». Мне все эти абсолютно неуместные подковерные интриги Трубецкого категорически не нравились, но на конфликт я с ним не пошел, просто дал ему понять, что «овчинка не стоит выделки» – минусов во всем этом может оказаться гораздо больше, чем плюсов. Я знал, что планы Трубецкого внести в ряды южан раскол не осуществятся, а потому вмешиваться не стал.

– Господа! – слово взял я. – Давайте не будем горячиться! Разберем ситуацию по пунктам. Пункт первый. Я надеюсь, независимое польское государство, если оно с нашей помощью и нашего дозволения, – последнее слово я подчеркнул интонацией голоса, – все-таки обретет свободу, откажется ли оно от совершенно беспочвенных фантазий относительно западно-украинских и западно-белорусских земель? Мы, здесь собравшиеся директора Северного и Южного обществ, готовы рассматривать независимость Польского государства исключительно только в границах Царства Польского!

Яблонский опасливо покосил глазом в сторону пока молчавшего Пестеля, но по всему его виду выходило, что молчание это было затишьем перед бурей, что он моментально взорвется, стоит лишь поляку начать оспаривать этот первый пункт.

– Да, с первым пунктом мы согласны, – нехотя поляк выдавил из себя эти слова.

Вопрос был поставлен четко и ясно, и польский представитель понял, что отрицательный ответ будет означать к явной невыгоде для поляков срыв переговоров.