– Это не я лично пишу … Мы иногда публикуем в газете анонимные письма …
– Нет никаких предписаний, которые поставили бы вас в невозможность исполнять вашу обязанность верноподданного и не допускать к печати подобные смутьянские письма. Впрочем, знаю я откуда у этих писем «ноги растут» … и откуда, вернее от кого вся эта в них написанная дурь исходит! – гнусавил Аракчеев с совершенно безучастным выражением лица, ни тени эмоции на нём не проскальзывало.
– Дурь это или нет – надо ещё разобраться! Глухой, надо думать, ничего не знающий о танцах, музыке и впервые посетивший бал, вполне себе может посчитать танцующих безумцами. – Слушал Аракчеев молча, создавалась впечатление, как будто обо мне он и вовсе забыл, уставившись своими мутными глазами в пышущие жаром каминные угли.
– Лично я редакционную политику в своей газете кардинально менять не намерен. Считаете иначе – можете нас закрывать или присылать цензора!
Как-то оправдываться я не стал, потому, как если подумать, то и убедительных оправданий у меня просто по определению быть не может. С другой стороны и Аракчеев не может ничего доказать. Анонимные письма в редакцию приходят? – Приходят! Поскольку почерковедческих экспертиз ещё нет, то попробуй, докажи, что часть опубликованных анонимных писем были написаны владельцем газеты.
Вдруг, казалось бы, заснувший граф ожил. Отвлёкшись от созерцания камина, он устремил свой взгляд на меня.
– А что, Головин, давно ли вы членом тайного общества стали?
– О каком таком тайном обществе, ваше сиятельство, говорить изволите? – хотя во мне всё вмиг заклокотало, но я постарался ответить со спокойным недоумением в голосе. – Право слово, не знаю граф, о чём вы говорите …
– Не знаете? Ну а мы всё знаем, всё знаем, и не только о вас, но и о ваших друзьях-заговорщиках…
Что уж говорить про Аракчеева-прохиндея, если даже сам император «прикидывался шлангом», хотя знал о Тайных обществах более чем достаточно. Бенкендорф предоставил ему подробнейшую записку о заговорщиках, да и прочих доносов хватало. Деятельность этих обществ – зарождение, развитие, имена директоров, главных членов были ему известны, также как и декларируемые обществами цели и способы действия. Заговорщики из Северного общества хотели ограничить монархию, Южные – создать республику. У северян превалировала тайная проповедь, южане делали ставку на военный бунт и революцию с цареубийством – всё это императору было досконально известно. На что надеялся Александр, прозванный европейцами «северным сфинксом»? «Северный сфинкс» (в данном случае как нельзя более точное определение) внешне невозмутимо, словно заносимая вековыми песками египетская статуя, взирал на всё плодящиеся заговоры, не предпринимая ровным счётом ничего и надеясь лишь только на Божий промысел! Его записка на верноподданнические доносы прекрасно это дело иллюстрирует. «Эти господа хотят меня застращать; они обладают большими средствами: кого угодно могут возвысить или уничтожить. Дело идёт об изыскании средств для борьбы с так называемым духом времени – духом сатанинским, распространяющим господство зла быстро и тайно, как в Европе, так и в России. Один только Спаситель может доставить это средство Своим божественным словом. Воззовём же к Нему из глубины наших сердец, да ниспошлёт Он нам Духа Своего Святого. Карбонары рассеяны всюду. Но, с помощью Божественного Промысла, я буду посредником для ограждения Европы, а, следовательно, и России от язвы революции…»
И чем, спросите вы, император все эти годы занимался, какие превентивные меры предпринимал? Да очень просто – сумасбродство со времён Петра III надёжно укоренилось в генах русских царей, и каждый из них с ума сходил по-своему. Александр знал, что за последние четыре года заговор неимоверно усилился и разросся вглубь и вширь, но до сих пор ничего не делал. Только в августе 1822 года император наконец-то разродился указом, запрещающим масонские ложи и тайные общества. Но такая запоздалая реакция была тщетной, слишком поздно одними лишь Указами останавливать раскрутившийся маховик.