Декабристы рассказывают...

16 октября 1820 года первая гренадерская рота, считавшаяся главною в полку, не выдержав притеснений, приносит жалобу на командира. Роту отправляют в Петропавловскую крепость. Одиннадцать других рот, в том числе рота Сергея Муравьева-Апостола, выходят из казарм: «Отдайте нам стариков или посадите вместе с ними». Солдаты ищут Шварца, тот прячется в навозную кучу. Известие быстро распространяется за сотни и тысячи верст. Солдат стращают — «против вас идет конница и шесть пушек». Семеновцы отвечают: «Мы под Бородиным и не шесть видели». Примчавшийся великий князь Михаил держит роту два часа, требуя выдачи бунтовщиков. Рота стоит как вкопанная. «Что побуждает вас так действовать?» — спросил Михаил. Из рядов ответили: «То, что Вы променяли нас на немцев». Позже следственная комиссия старалась узнать, кто из солдат отвечал на вопрос Михаила Павловича.

Трех солдат приводили в комиссию. На вопрос председателя: «Кто отвечал великому князю?» — один из них сказал: — «Ваше Превосходительство, позвольте Вас спросить, кто из нас троих первый вступил в комнату?» Председатель указал на одного из солдат.

— Ваше Превосходительство! Я первый вступил в комнату Вы не могли этого заметить днем, то ночью, когда темно, возможно ли в толпе разглядеть кого-нибудь в лицо, чтобы после узнать его».

Власти были необыкновенно перепуганы. Царь находился в Европе на конгрессе. К тому же в городе обнаружили прокламации. Волнения и тревога не прекращались. Полки ходили беспрестанно, везли пушки, готовили снаряды, скакали адъютанты, народ толпился на улицах. Федор Глинка, как адъютант петербургского генерал-губернатора, был свидетелем панических настроений в «верхах»: «Семеновская история началась с вечера и была в ходу на другой день все утро и далее… В этот наканунный вечер я был наипоспешно спрошен к Милорадовичу… Тут я пробыл у него до поздней ночи и назавтра ранним рано уже был опять у своего же места; а там на Семеновском плаце, а там опять у графа и целый день и целую неделю и целых две недели: так что ложился в 4-м часу ночи, а в 7-м утра уже был за делом… Мы тогда жили точно на биваках; все меры для охранности города были взяты. Через каждые полчаса (сквозь всю ночь) являлись квартальные; чрез каждый час частные пристава привозили донесения изустные и письменные. Раза два в ночь приезжал Горголи[18]. отправляли курьеров; беспрестанно рассылали жандармов и тревога была страшная».