Декабристы в Забайкалье

Тяжелое путешествие Шарлотта Карловна перенесла мужественно, крепя силы, чтобы хотя бы перед смертью взглянуть на сына и его друзей, братьев Бестужевых. «Слава богу, что я дожила до того, чтобы вас увидеть!»— едва смогла она вымолвить, со слезами на глазах обнимая Николая и Михаила, вскоре приехавших на поселение в Селенгинск.

То ли осуществившееся воссоединение с сыном и его друзьями, то ли сухой местный климат совершили чудо. Шарлотта Карловна, которая в Петербурге, задыхаясь, с трудом могла пройти несколько шагов, теперь часами гуляла без утомления и даже в меру своих сил помогала дочери Екатерине Петровне по обширному хозяйству. Более того, несмотря на свои преклонные лета, мать Константина Петровича очень любила дальние прогулки и была непременной участницей катаний декабристов по окрестностям Селенгинска и даже поездок на заимку Бестужевых в Зуевскую падь, где вся компания весело проводила время за чаем и отдыхом на лоно чудесной забайкальской природы.

Но каким бы целебным ни был воздух Селенги, как ни велики были счастье от воссоединения с сыном и его друзьями и чувства любви и уважения селенгинских жителей к Шарлотте Карловне за ее гражданский подвиг, безжалостное время брало свое. Николай и Михаил Бестужевы 16 ноября 1846 года писали сестрам, что «Шарлотта Карловна слаба от старости». Воспитанница и служанка по хозяйству Торсонов Жигмыт Анаева говорила: «Шарлотта Карловна ничего не могла делать. Была очень дряхла и глуха. Говорила чуть слышно».

Смерть горячо любимого сына явилась последним ударом для старушки. Спустя восемь месяцев, в августе 1852 года, она скоропостижно скончалась. 19 августа П. А. Кельберг сообщал общему знакомому И. П. Корнилову в Москву: «Севодне похоронили почтенную старушку Шарлотту Карловну, мать Екатерины Петровны Торсон. Жаль бедную Екатерину Петровну, которая осталась одним-одинехонька; старушка прожила 88 лет и умерла истинною христианкою. Она до самой смерти ходила на ногах и еще за 1/4 часа (до кончины. — А. Т.) разливала чай».

Николай Александрович Бестужев. Старость к Николаю Александровичу Бестужеву подкралась очень быстро и неумолимо. Он как-то сразу сдал, постарел и этим удивил даже своих друзей по сибирскому заточению. Посетивший Бестужевых и Торсонов осенью 1849 года И. И. Пущин (вместе с М. К. Юшневской) так писал в своих воспоминаниях: «Признаюсь, Николай Александрович мне как-то не понравился той осенью — во внешнем, так сказать, смысле. За те десять лет, что не виделись, он не то чтобы постарел, но сдал, сильно сдал, и выглядел нездорово, хотя лечился своими способами, как все на свете сам делал» — цит. по повести Н. Я. Эйдельмана «Большой Жанно» (М., 1982).

Как это ни странно, но Николай Александрович Бестужев с первых дней поселения стал задумываться о скорой кончине и часто думал о ней, путешествуя по окрестным горам. В его письме сестре Елене от 18 июня 1841 года есть пророческие строки: «Я всегда любил природу, а теперь на западе моей жизни я спешу насладиться ею; теперь каждый час напоминает мне, что я иду уже под гору и что долина, где построят мне вечное жилище, ужо в виду». В письме от 11 марта 1854 года Н. А. Бестужев так писал декабристу Д. И. Завалишину: «Я всю зиму прохворал; пришла и моя очередь состариться и припадать к постели».

Однако и болезнь не мешала ему внимательно следить за событиями героической обороны Севастополя: каждая добрая весть о подвигах российских моряков оживляла старого морского офицера. Весной 1854 года Николай Александрович даже написал интересную статью о Крымской войне.

Наступило лето 1854 года. Хозяйство к тому времени разладилось, и поэтому нужно было думать о других видах получения средств. Прошлая поездка в Кяхту, исполнение заказов на портреты принесли хорошую помощь семейству. Теперь пришли заказы и из Иркутска, от которых грех было бы отказаться. Однако существовала еще одна, пожалуй более важная, причина поездки Николая Александровича в Иркутск.

Дело в том, что жандармским генералом Восточной Сибири был не кто иной, как Казимирский, в свое время сменивший плац-майора Лепарского (племянника С. Г. Лепарского) на посту коменданта Петровского Завода. Несмотря на то, что по долгу службы Казимирский олицетворял собой недремлющее око III отделения, узники Петровского каземата любили его (тогда еще майора, а позже подполковника) за честность, прямоту и благородство. Наиболее тесно Казимирский сблизился с Николаем и Михаилом Бестужевыми. Позднее, объезжая Забайкалье уже в генеральском чине и имея должность начальника жандармов Восточной Сибири, он всегда останавливался на несколько дней у «государственных преступников» в Селенгинске.