На съезде, кроме Пестеля и Юшневского, присутствовали Сергей Волконский, Василий Давыдов, Сергей Муравьев-Апостол и юный, только недавно принятый в заговор Михаил Бестужев-Рюмин. Согласно показаниям Бестужева-Рюмина и Давыдова, Пестель, председательствовавший на съезде, «торжественно открыл заседание» и предложил для обсуждения несколько теоретических вопросов: о введении в России республиканского правления, форме будущих демократических выборов («прямые» или «косвенные»), планировавшемся после революции переделе земельной собственности, религиозном устройстве будущего государства{163}
.Говорили и о тактических установках будущей революции: Пестель утверждал, что «действие» надо начинать в Петербурге «яко средоточии всех властей и правлений» и что задача Южного общества состоит в «признании, поддержании и содействии» петербургским революционерам. Возражая ему, Сергей Муравьев предлагал немедленные и решительные действия на юге{164}
.Главный вопрос, который Пестель поставил перед участниками съезда, — вопрос о цареубийстве в случае начала революции. Он заставил собравшихся рассматривать этот вопрос и в практической плоскости и вынес на обсуждение свой проект разделения будущего революционного действия на «заговор» и «собственно революцию».
«Заговор», по мнению Пестеля, должен был быть осуществлен особым «обреченным отрядом» людей, формально не принадлежавших к обществу. Целью его было цареубийство, а возглавить «обреченный отряд» мог бы его старый приятель Михаил Лунин, известный решительностью и отвагой. «Ежели бы такая партия была составлена из отважных людей вне общества, то сие бы еще полезнее было», — показывал на следствии сам Пестель{165}
. Совершённое в столице цареубийство должно было стать сигналом к началу «собственно революции» — выступления армии.Анализируя «повестку дня» киевского съезда 1823 года, нельзя не увидеть в ней целый ряд нелогичных моментов. Так, например, согласно идеям того же Пестеля, после победы революции надлежало не проводить «прямые» или «косвенные» выборы, а установить многолетнюю диктатуру временного революционного правления. Не имело практического смысла и обсуждение вопроса об «обреченном отряде»: людей, готовых в него войти, у Пестеля не было, а с Михаилом Луниным он, служа в Тульчине, много лет не виделся. Цареубийство же как необходимый элемент революционного плана было принято уже при образовании в 1821 году Южного общества.
Представляется, что главная задача проводившего съезд Пестеля была вовсе не в обсуждении совершенно неактуальных проблем. Задача была в другом: добиться единства главных участников заговора. Сергей Волконский, один из ближайших друзей Пестеля, посвященный во многие его планы, впоследствии писал в мемуарах: южная Директория использовала обсуждение проектов цареубийства как «обуздывающее предохранительное средство к удалению из членов общества; согласие, уже не дававшее больше возможности к выходу, удалению из членов общества». По законам Российской империи «умысел» на цареубийство приравнивался к самому «деянию» — и решившийся на эту меру подвергался «полной ответственности за первоначальное согласие»{166}
. Сурово должен был быть наказан и тот, кто знал об этом умысле, но не донес властям.И здесь логично поставить вопрос, почему именно в начале 1823 года Пестелю понадобилось подобным образом цементировать свою организацию. Ответ можно найти, анализируя служебную деятельность Алексея Юшневского.
Очевидно, за несколько дней до киевского съезда генерал-интендант составил и отправил в Петербург, в Главный штаб, смету армейских расходов на 1823 год. Конкретную сумму заявленного бюджета установить на сегодняшний день не удалось, но документы свидетельствуют: для содержания 2-й армии Юшневский запросил сумму в несколько раз больше, чем та, которой армия «довольствовалась» раньше. Бюджет увеличивался, несмотря на то, что торги по поставкам продовольствия для армии оказались на редкость удачными для казны: удалось сэкономить 1,6 миллиона рублей{167}
.Судя по мгновенной резкой реакции царя и последовавшим событиям, предлагаемое увеличение бюджета было очень значительным{168}
— при том, что в 1823 году не намечалось ни войны, ни передислокации крупных подразделений, а экономика страны была в тяжелейшем кризисе, вызванном постоянными войнами начала XIX века. За полгода до представления сметы Александр I особым рескриптом объявил «необходимость в уменьшении государственных расходов на 1823 год». По военному ведомству они должны были, по мысли императора, сократиться на 37 миллионов рублей{169}.