Читаем Декамерон полностью

И вот глухою ночью Алессандро Кьярмонтези вышел в одном полукафтанье из дому и направился к склепу, чтобы лечь в гроб вместо Сканнадио. Дорогой ему, однако ж, стало очень страшно, и он начал сам с собой рассуждать: «Какой же я болван! Куда меня несет? Не ровен час, родные донны Франчески догадались, что я ее люблю, невесть что вообразили и толкнули ее на это, чтобы убить меня в склепе. Коли так, то я пропал — никто ничего не узнает, убийство останется безнаказанным. Чего доброго, это мне подстроил кто-нибудь из моих недоброжелателей, а она его любит и хочет ему угодить. Положим даже, что все это вздор, — продолжал он, — положим, ее родные в самом деле намерены отнести меня к ней в дом. Вряд ли, однако ж, они отнесут туда тело Сканнадио, чтобы его обнимать или же чтобы его заключила в объятия донна Франческа, — скорее всего он при жизни чем-нибудь им насолил, и теперь они в отместку хотят надругаться над его телом. Она велела мне молчать, что бы ни случилось. А вдруг они примутся выкалывать мне глаза, вышибать зубы, отсекать руки или что-нибудь в этом роде, — что мне тогда делать? Как тут смолчишь? А если я заговорю, они меня сейчас узнают, и тогда, должно полагать, мне от них попадет, а если и не попадет, то я все равно на мели: ведь не оставят же они меня с донной Франческой вдвоем! А потом она скажет, что я нарушил ее запрет, и ничего мне от нее не дождаться». Тут он чуть было не повернул обратно, однако же страстная любовь, подсказав ему чрезвычайно веские доводы «за», повлекла его вперед и подвела к самому склепу. Отворив дверцу, он вошел в склеп, раздел Сканнадио, надел на себя его саван и лег, а сверху положил плиту, но стоило Алессандро лечь на место покойника, как ему сию же минуту вспомнилось, что это был за человек, и еще пришли ему на память все страшные рассказы о том, что творится по ночам не только в склепах, но и в других местах. Волосы встали у него дыбом; ему казалось, что вот сейчас поднимется расканалья Сканнадио и прикончит его. Однако, воодушевляемый пламенною своею страстью, он преоборол всякий страх; лежа неподвижно, как настоящий покойник, он ожидал решения своей участи.

Близко к полночи вышел из своего дома Ринуччо и отправился исполнять веление владычицы его души. Дорогой его одолевали многоразличные мысли касательно того, что его ожидает, например: вдруг его с телом Сканнадио задержит городская стража, а затем он по обвинению в чародействе будет сожжен на костре? Вдруг, если все это узнается, его возненавидят родственники Сканнадио? И прочие тому подобные мысли лезли Ринуччо в голову и едва не удержали его. Однако ему удалось переломить себя. «Неужто, — подумал он, — я отвечу отказом на первую же просьбу, с которой ко мне обратилась благородная эта дама, которую я так любил и продолжаю любить, — откажусь сделать для нее то, чем я могу снискать ее благоволение? Нет, пускай я погибну, но слово свое сдержу!» Тут он снова тронулся в путь и, дойдя до склепа, без всяких усилий отворил дверцу.

Алессандро, услыхав, что кто-то идет, испугался, однако ж ничем себя не выдал. Ринуччо вошел и, воображая, что это тело Сканнадио, взял Алессандро за ноги, вытащил его и, взвалив на плечи, направил стопы свои к дому донны Франчески. Нес он мертвое тело без всякого береженья, и оно поминутно ударялось об углы скамеек, стоявших по обе стороны улицы, а ночь выдалась темная-претемная, в двух шагах ничего не было видно. Донна Франческа, в полной уверенности, что сейчас она укажет обоим от ворот поворот, и ее служанка стояли в это время у окон и смотрели, не несет ли Ринуччо Алессандро, и вот, когда Ринуччо уже приблизился к лестнице ее дома, стражники, устроившие на той улице засаду с целью изловить одного высланного, услыхали шаги Ринуччо и, подняв фонарь, дабы решить, что делать и куда устремиться, взяв копья наперевес и придерживая руками щиты, крикнули: «Кто идет?» Как увидел Ринуччо стражников, так, не долго думая, бросил Алессандро и пустился бежать со всех ног. Алессандро вскочил и, хотя на нем был длинный-предлинный саван, тоже убежал.

При свете фонаря донна Франческа отлично успела разглядеть и Ринуччо, и облаченного в саван Алессандро, которого тот взвалил себе на плечи. Беззаветная храбрость обоих привела ее в крайнее изумление, однако ж, увидев, как Ринуччо сбросил с себя Алессандро и какого они оба задали стрекача, не могла удержаться от смеха. Весьма этим обстоятельством обрадованная, донна Франческа возблагодарила бога за то, что он избавил ее от навязчивых поклонников, пошла вместе со служанкой к себе в спальню, и обе они высказали такую мысль: значит же, сильна любовь Ринуччо и Алессандро, если они, как видно, исполнили то, что она им велела.

Перейти на страницу:

Все книги серии БВЛ. Серия первая

Махабхарата. Рамаяна
Махабхарата. Рамаяна

В ведийский период истории древней Индии происходит становление эпического творчества. Эпические поэмы относятся к письменным памятникам и являются одними из важнейших и существенных источников по истории и культуре древней Индии первой половины I тыс. до н. э. Эпические поэмы складывались и редактировались на протяжении многих столетий, в них нашли отражение и явления ведийской эпохи. К основным эпическим памятникам древней Индии относятся поэмы «Махабхарата» и «Рамаяна».В переводе на русский язык «Махабхарата» означает «Великое сказание о потомках Бхараты» или «Сказание о великой битве бхаратов». Это героическая поэма, состоящая из 18 книг, и содержит около ста тысяч шлок (двустиший). Сюжет «Махабхараты» — история рождения, воспитания и соперничества двух ветвей царского рода Бхаратов: Кауравов, ста сыновей царя Дхритараштры, старшим среди которых был Дуръодхана, и Пандавов — пяти их двоюродных братьев во главе с Юдхиштхирой. Кауравы воплощают в эпосе темное начало. Пандавы — светлое, божественное. Основную нить сюжета составляет соперничество двоюродных братьев за царство и столицу — город Хастинапуру, царем которой становится старший из Пандавов мудрый и благородный Юдхиштхира.Второй памятник древнеиндийской эпической поэзии посвящён деяниям Рамы, одного из любимых героев Индии и сопредельных с ней стран. «Рамаяна» содержит 24 тысячи шлок (в четыре раза меньше, чем «Махабхарата»), разделённых на семь книг.В обоих произведениях переплелись правда, вымысел и аллегория. Считается, что «Махабхарату» создал мудрец Вьяс, а «Рамаяну» — Вальмики. Однако в том виде, в каком эти творения дошли до нас, они не могут принадлежать какому-то одному автору и не относятся по времени создания к одному веку. Современная форма этих великих эпических поэм — результат многочисленных и непрерывных добавлений и изменений.Перевод «Махабхарата» С. Липкина, подстрочные переводы О. Волковой и Б. Захарьина. Текст «Рамаяны» печатается в переводе В. Потаповой с подстрочными переводами и прозаическими введениями Б. Захарьина. Переводы с санскрита.Вступительная статья П. Гринцера.Примечания А. Ибрагимова (2-46), Вл. Быкова (162–172), Б. Захарьина (47-161, 173–295).Прилагается словарь имен собственных (Б. Захарьин, А. Ибрагимов).

Автор Неизвестен -- Древневосточная литература

Мифы. Легенды. Эпос

Похожие книги

История бриттов
История бриттов

Гальфрид Монмутский представил «Историю бриттов» как истинную историю Британии от заселения её Брутом, потомком троянского героя Энея, до смерти Кадваладра в VII веке. В частности, в этом труде содержатся рассказы о вторжении Цезаря, Леире и Кимбелине (пересказанные Шекспиром в «Короле Лире» и «Цимбелине»), и короле Артуре.Гальфрид утверждает, что их источником послужила «некая весьма древняя книга на языке бриттов», которую ему якобы вручил Уолтер Оксфордский, однако в самом существовании этой книги большинство учёных сомневаются. В «Истории…» почти не содержится собственно исторических сведений, и уже в 1190 году Уильям Ньюбургский писал: «Совершенно ясно, что все, написанное этим человеком об Артуре и его наследниках, да и его предшественниках от Вортигерна, было придумано отчасти им самим, отчасти другими – либо из неуёмной любви ко лжи, либо чтобы потешить бриттов».Тем не менее, созданные им заново образы Мерлина и Артура оказали огромное воздействие на распространение этих персонажей в валлийской и общеевропейской традиции. Можно считать, что именно с него начинается артуровский канон.

Гальфрид Монмутский

История / Европейская старинная литература / Древние книги