И вот однажды, когда они возмущались поведением Каландрино, к ним подошел их приятель, живописец Нелло{314}
, и тут все трое стали думать о том, как бы попировать на счет Каландрино. Все это они скорехонько обмозговали, а утром проследили, когда Каландрино вышел из дому, и не успел он пройти несколько шагов — глядь, навстречу ему Нелло. «Добрый день, Каландрино!» — сказал он.Каландрино ответил пожеланием, чтобы господь послал Нелло добрый день и удачный год. Нелло приостановился и вытаращил на него глаза. «Что ты на меня так смотришь?» — спросил Каландрино.
«Тебе ночью худо было? — спросил, в свою очередь, Нелло. — На тебе лица нет».
Каландрино встревожился. «Ах, боже мой, что же это со мной? — воскликнул он. — Как ты думаешь?»
«Да я не говорю, чтоб от этого, но только ты очень изменился — может статься, по какой-либо другой причине», — ответил Нелло и пошел своей дорогой.
Каландрино хотя и не чувствовал никакого недомогания, а все же призадумался; он пошел было вперед, но в это время находившийся поблизости Буффальмакко, увидев, что Нелло проследовал дальше, вышел к Каландрино навстречу и, поздоровавшись, спросил, что с ним.
«Ей-ей, не знаю, — отвечал Каландрино. — Вот и Нелло только что сказал мне, что я изменился. В самом деле, нет ли у меня чего-нибудь?»
«Да не нет ли, а есть, — сказал Буффальмакко, — вид у тебя — краше в гроб кладут».
Дрожь пробрала Каландрино, а тут еще появился Бруно и так прямо и бухнул: «Что это с тобой, Каландрино? Ты живой мертвец. Как ты себя чувствуешь?»
Услыхав одно и то же от трех человек, Каландрино решил, что он точно занедужил, и в расстройстве чувств спросил: «Что же мне делать?»
«Иди-ка ты домой, — сказал Бруно, — ложись в постель, вели укрыть тебя хорошенько и пошли свою мочу доктору Симоне — ты же знаешь, что нас с ним водой не разольешь. Он немедленно даст тебе совет, а мы сейчас пойдем к тебе и сделаем все, что нужно».
В это время к ним подошел Нелло, и они вчетвером направились к Каландрино. Каландрино возвратился домой в полном изнеможении и сказал жене: «Укрой меня получше — я совсем болен».
Он улегся и велел служанке отнести его мочу доктору Симоне, а Симоне держал тогда в Старом рынке аптеку под вывеской, на которой была нарисована ослиная голова. Тут Бруно сказал своим приятелям: «Вы побудьте с ним, а я пойду к врачу, все у него разузнаю и в случае надобности приведу его сюда».
«Пожалуйста, друг мой, сходи к врачу и все ему про меня расскажи, — молвил Каландрино, — что-то у меня внутри есть».
Бруно пришел к доктору Симоне раньше служанки и обо всем его предуведомил. Когда же пришла служанка, доктор посмотрел мочу и сказал: «Пойди скажи Каландрино, чтоб он укрывался теплее, а я сейчас к нему приду и скажу, что нужно делать».
Служанка передала Каландрино слова врача, а не в долгом времени к нему пришли врач и Бруно. Врач подсел к больному, пощупал пульс и, не стесняясь присутствия жены, объявил: «Говорю тебе как другу, Каландрино: ты, понимаешь ли, забеременел — вот и вся твоя болезнь».
Услышав это, Каландрино закричал не своим голосом: «Ах, Тесса, это все из-за того, что ты непременно хочешь быть сверху! Я тебе сколько раз говорил!» При этих словах супруга Каландрино, женщина весьма скромная, вся вспыхнула, потупилась и молча вышла из комнаты, а Каландрино между тем продолжал стенать: «Как же мне, горемычному, быть? Как я буду рожать? Как у меня выйдет ребенок? Теперь мне все ясно: меня сгубило любострастие моей жены, да пошлет ей господь несчастье, а мне счастье! Был бы я здоров, я бы сейчас встал и так бы ее вздрючил — живого места не оставил бы. А впрочем, так мне и надо: зачем я ей разрешал укладываться сверху? Ну, если только я от этого освобожусь, то уж, как бы ей ни хотелось, больше ни-ни, хоть разорвись!»
Бруно, Буффальмакко и Нелло изо всех сил сдерживались, чтобы не рассмеяться, зато доктор Простофилимоне надорвал живот от хохота. Каландрино сказал лекарю, что нуждается в его совете и помощи, долго его о том молил, и наконец доктор изрек: «Не бойся, Каландрино. Слава богу, мы скоро захватили твою беременность — через несколько дней я тебя без особенных хлопот от нее избавлю. Тебе придется только тряхнуть мошной».
«Ах, милый доктор, ради всего святого, помогите мне! — вскричал Каландрино. — У меня есть двести лир, я хотел купить на эти деньги имение. Возьмите все, когда такое дело, только бы мне не рожать, а то я просто не знаю, что делать. Я слыхал, как кричат женщины, когда рожают, а ведь им легче: у них эта штука-то широкая; если же мне будет так больно, то я умру, не разродившись, вот посмотрите!»