Декоративка. Книга 2

Это было раннее утро, очень красивое и очень тихое. Я  смотрела на окрестности через стеклышко, изучая в последний раз – возвращаться сюда я не намерена – горы, долину, лес… Такое  живописное место… Изменишь угол обзора и открывается иной вид, более захватывающий.  Мне бы сидеть здесь, наверху,  да запечатлевать эту красоту на бумаге, умножать ее… Эх, стать бы снова той Ирой,  которая может безбоязненно отдаться вдохновению и в жизни которой самый сложный вопрос – что готовить на ужин!

Я опустила стеклышко и посмотрела  на сопровождающих  и провожающих.

Млад, взволнованный близостью гуи, рычит. Позвякивают железные  детали на ремнях, с помощью которых всадники управляют гуи. Сами гуи  на нижних ярусах,  ждут «пассажиров». Флана беззвучно плачет.

Фланка…

Я не  могу взять девчонку с собой,  не могу подвергнуть ее опасности и риску. Не позволю еще одному юному созданию умереть из-за меня или пострадать. И поэтому сегодня ночью я сделала ей внушение. Теперь в ее голове не будет идиотских мыслей о том, что она «пустая», недоженщина, и не останется ужасных воспоминаний о том, что с ней делал Вазраг. Нельзя, конечно, вот так влезать в чужую голову и делать правки, но я не удержалась.  Мне кажется, избавить  ее от болезненных  и губительных фиксаций только полезно.

Вандерия отпустит Флану в другое место, я позаботилась об этом, и в этом другом месте всадница начнет новую благополучную жизнь, найдет друзей, возможно, любовь, и все у нее будет замечательно, особенно когда она повзрослеет и потеряет юношеский максимализм.

Кстати, это внушение мне почти не стоило сил, потому что Флана даже не заметила вторжения и не сопротивлялась. В уме я сделала заметку: чем больше человек сопротивляется, тем тяжелее ведуну и тем дольше он потом восстанавливается.

Флана много мне всего на прощание надарила: оружие, свой любимый тяжеленный ремень, перо Хинто,  и еще много мелочей, а я в свою очередь оставила ей  все, что сшила-связала-собрала в крепости, пока была под домашним арестом.

 Вандерия кашлянула: время.

  — Удачи тебе, Фланка,  — сказала я.  

Губы девушки задрожали, и она крепко, до боли, стиснула мою ладонь.  Смарагд хранился в чехле, и я не пользовалась своими силами, но и без них знала, что у всадницы на душе и о чем она думает.

 — Удачи…  — вымолвила она, шмыгая носом.  — Ира из Сургута…

Я обняла ее и, встав на носочки, в щеку поцеловала; вокруг вздохнули.  К поцелуям здесь очень-очень строгое  отношение, ведь они имеют ритуальное значение в Ците.

 — Это чего?  — растерялась Флана, и коснулась щеки рукой.  — Зачем?

 — Это называется дружеский поцелуй,  — пояснила я, отпуская ее и отходя.

 — Пора,  — встряла Вандерия, и мне пришлось повернуться к ней.

Ей я сделала много внушений, и почти все они казались нашей с друзьями безопасности. Что бы Вандерия ни делала, она не должна была никаким образом нам навредить.   И только одно-единственное внушение касалось ее самой и не имело ко мне отношения.

Вандерия  позиционировала себя как добрую, сострадательную, справедливую мэзу, которая всегда действует в интересах Мэзавы и в частности Утхада. Теперь она такой и будет в действительности: идеальной мэзой, идеальным комендантом.   Справедливость и доброта – вот чем она будет руководствоваться. Посмотрим, что из этого получится... И посмотрим, что получится у меня.

Прощай, Утхад.

Наконец-то прощай.

Глава 21

Первый мой полет  на гуи был, мягко говоря, экстремальным, второй – комфортным и безопасным. Ну, это здесь так считается, что «комфортно» и «безопасно»… Сидя в странной «переноске человеков», привязанная ремнями к сиденью, я мужественно боролась с тошнотой, возникающей из-за частой тряски и смены высоты, и не испытывала никакого желания  открыть маленькое окошечко да взглянуть, чего там, под крылом самолета… тьфу ты, под крылом гуи!

 Лететь предстояло недолго,  часов пять-шесть; для взрослого гуи такой полет дело плевое, а вот для нашей Арты – первая серьезная нагрузка, учитывая, что она летела с всадником, с Зеном.  Тред тоже впервые летел на гуи,  и тоже, наверное, сильно боялся. Но хуже всего, определенно, было бедному Младу. Что может чувствовать волк, которого запихнули в переноску, закрепленную на огромной  птице? Это сущее издевательство над бедным животным!

И сущее издевательство надо мной…

Периодически я слышала, как переговариваются всадники, но ничего не могла разобрать. Определить, сколько мы летим и далеко ли уже от приграничья, я не могла. Все, что мне оставалось – это психовать и молиться, чтобы эта воздушная пытка закончилась как можно скорее. Когда гуи пошли на снижение, мне  было настолько дурно, что я уже ничего не соображала.  Переноску трясло, она трещала, дребезжала, позвякивала, ремни страшно натягивались; в общем, воздушные потоки безжалостно игрались с грузом на гуи.