Декстер во тьме

Отчего, объяснить даже не надеюсь, но каждый в зале затаил дыхание и повернулся к двери. Пусть только чтобы не отстать от других, я стал поворачиваться, чтобы выглянуть в коридор, и разом замер, ощутив едва уловимое щекотание, намек на подергивание. Я закрыл глаза и стал вслушиваться. «Привет?» — мысленно произнес я, и после очень короткой паузы последовал очень приглушенный, слегка неуверенный звук, едва ли не откашливание мысленного горла, а потом…

Кто-то в конференц-зале с таким почтительным ужасом бормотнул: «Господи Иисусе святый!» — какой всегда гарантирует взлет моей заинтересованности, а слабенький не-совсем-и-звук внутри мурлыкнул чуток и стих. Я раскрыл глаза.

Могу только сказать, что я был так счастлив почувствовать, как Темный Пассажир шевелится на заднем сиденье, что на мгновение отключился от всего вокруг себя. Это всегда опасный промах, особенно для таких ненастоящих людей, как я. Когда же я пришел в себя, то поразительное впечатление, которое я испытал, еще раз убедило меня в этом.

То и впрямь был дешевый ужастик, типа «Ночь живых мертвецов», только вовсе не в кино, а во плоти: в дверях стоял и пялился на меня человек, который на самом деле должен был умереть.

Сержант Доакс.

Я никогда не нравился Доаксу. Похоже, во всем полицейском управлении он был единственным, кто подозревал, кем я на самом деле являюсь. Я всегда чувствовал, что он способен видеть сквозь мою маскировку, поскольку в какой-то мере сам был тем же холодным убийцей. Он давно пытался — и безуспешно — доказать, что я повинен почти во всем, и эти попытки сочувствия к нему не вызывали.

Когда я видел Доакса в последний раз, санитары грузили его в машину «скорой». Он был без сознания, частично от шока и боли, вызванной удалением у него языка, ног и рук одним очень талантливым хирургом-любителем, считавшим, что Доакс поступил с ним плохо. Теперь уже известно, что это я тонко разжигал во враче-совместителе такое представление, только у меня, по крайней мере, хватило приличия уговорить Доакса сначала действовать по плану, с тем чтобы схватить бесчеловечного изверга. И к тому же я почти спас Доакса, во многом рискуя собственной драгоценной жизнью и конечностями. Спасая, я не проявил той лихости и быстроты реакции, на какие, уверен, рассчитывал Доакс, однако я старался, и воистину не было моей вины в том, что он был скорее мертв, чем жив, когда «скорая» увозила его.

Так что я не считал, что запрашиваю чересчур много небольшим признанием огромной опасности, какой подвергался из-за него. Мне нужны не цветы, и не орден, и даже не коробка шоколада, а наверное, что-то вроде сердечного хлопка по спине и урчащего: «Благодарю, дружище!» Конечно, без языка урчать ему членораздельно было бы трудновато, а его хлопок по спине новой металлической рукой способен и боль причинить, только мог же он хотя бы попытаться. Что в этом неразумного?

Очевидно, что-то было. Доакс вперил в меня взгляд, будто был самым голодным псом на свете, а я самым последним куском мяса. Я вспомнил, как он, было время, поглядывал на меня с таким ядом, что его хватило бы на весь перечень исчезающих видов. Но то был вежливый смешок взъерошенного дитяти в солнечный день в сравнении с тем, как он смотрел на меня сейчас. И я понял, что побудило Темного Пассажира прочистить горло: то был запах знакомого хищника. Я ощущал, как медленный взмах внутренних крыльев, возврат к полной ревущей жизни взметается в глазах Доакса до вызова. А в глубине темных глаз его собственный монстр рычал и плевал в моего. Так мы простояли довольно долго: внешне просто пялимся друг на друга, зато внутренне две хищные тени, визжа, бросали вызов одна другой.

Кто-то что-то говорил, однако весь мир сузился до нас с Доаксом да двух черных теней внутри нас, взывающих к битве, и ни он, ни я не слышали ни слова, один лишь раздражающий гул на заднем плане.

Наконец сквозь туман прорезался голос Деборы.

— Сержант Доакс! — произнесла она с некоторым нажимом.

Доакс в конце концов повернулся к ней, и чары рухнули. И, чуя некоторое самодовольство силы — радость и блаженство! — Пассажира, а также мелкую победу, когда Доакс отвернулся первым, я, стараясь слиться с обоями, сделал шаг назад, чтобы оценить то, что осталось от моего некогда могучего врага.

Сержант Доакс все еще был рекордсменом управления по отжиманию лежа, однако по его виду не скажешь, что в ближайшем будущем он будет готов отстаивать свой рекорд. Доакс выглядел изможденным и казался почти слабаком, если бы не тлеющий в глубине глаз огонь. Он крепко стоял на двух негнущихся протезах, руки свисали прямо по бокам, а из запястья торчали блестящие серебряные приспособления, похожие на замысловатые клещи или тиски.

В конференц-зале стало так тихо, что я слышал дыхание собравшихся. Все попросту таращились на то, что некогда было Доаксом, а он таращился на Дебору, которая облизывала губы, очевидно пытаясь подыскать подобающие случаю слова, и в конце концов выдала:

— Садитесь, Доакс… Гм… Мне ввести вас в курс дела?