Доакс долго неотрывно смотрел на нее. Потом сделал неловкий поворот кругом, обжег меня взглядом и гулко потопал из помещения; его необычная, размеренная поступь эхом отдавалась по всему коридору, пока шаги не стихли.
Вообще-то, полицейские не любят показывать, будто поражены или напуганы, так что несколько секунд прошло, прежде чем кто-либо рискнул, вновь задышав, выказать нежелательное чувство. Вполне естественно, то была Дебора, которая наконец прервала неестественное молчание.
— Ладно, — повторила она, — итак, голов мы на месте не найдем.
— Головы не плавают, — презрительно настаивала Камилла Фидж.
И мы вернулись к исходной точке, где находились до внезапного появления сержанта Доакса. И совещавшиеся гудели еще минут десять, без устали борясь с преступностью в спорах о том, кому вести писанину, когда нас снова грубо прервали и дверь рядом со мной снова распахнулась.
— Извините, что перебиваю, — произнес капитан Мэттьюс. — У меня кое-какие… э-э-э… поистине, по-моему, замечательные новости. — Он обвел хмурым взглядом помещение; даже я сказал бы ему, что не годится с таким лицом возвещать замечательные новости. — Тут… уф… кхм… Вернулся сержант Доакс, и он… мм… Вам всем важно осознать, что он сильно… уф… пострадал. Ему оставалась всего пара лет до пенсии по полной выслуге, так что юристы… э-э-э… мы полагаем, в таких обстоятельствах… мм… — Он замолчал и вновь обвел взглядом собравшихся. — Вам уже кто-нибудь рассказал об этом?
— Сержант Доакс только что был тут, — доложила Дебора.
— А-а-а… — выдохнул Мэттьюс. — Что ж, тогда… — Он повел плечами. — Прекрасно. Тогда порядок. Тогда разрешаю продолжить совещание. Есть о чем доложить?
— Пока по-настоящему ничуть не продвинулись, капитан, — доложила Дебора.
— Так… Уверен, вы управитесь с этим до того, как пресса… своевременно, я хочу сказать.
— Так точно, сэр! — отчеканила Дебора.
— Тогда порядок, — повторил капитан, быстро окинул взглядом помещение, расправил плечи и вышел.
— Головы не плавают, — сказал кто-то, и по комнате прошел фыркающий смешок.
— Господи! — воскликнула Дебора. — Нельзя ли на деле сосредоточиться? Будьте любезны. У нас тут два трупа.
«И это не предел», — подумал я, и Темный Пассажир слегка дрогнул, словно старался весьма отважно не дать деру, но и только, а я больше о том не думал.
Глава 9
Я не вижу снов, то есть, наверное, в какой-то момент моего нормального сна в подсознании мелькают некие видения и фрагменты всякой ерунды. В конце концов, меня уверяют, такое случается с каждым. Только, похоже, я никогда не помню снов, если они и впрямь мне снились, чего, как меня уверяют, вообще ни с кем не бывает. Так что исхожу из того, что я не вижу снов.
Теперь вы поймете, что я испытал нечто вроде шока, когда обнаружил, что глубокой ночью, нежась в объятиях Риты, выкрикивал то, что сам едва слышал, улавливая лишь эхо собственного сдавленного голоса, долетавшее до меня из ватной тьмы. Я почувствовал прохладную руку Риты на своем лбу, услышал ее щебечущий голос:
— Все хорошо, милый, я тебя не покину.
— Большое спасибо, — проквакал я, откашлялся и сел в постели.
— Тебе дурной сон приснился, — сказала Рита.
— Да ну? Что за сон? — Я все еще не помнил ничего, кроме своего крика и наполнявшего меня смутного ощущения опасности. И еще: я совершенно одинок.
— Не знаю. Ты кричал: «Вернись! Не оставляй меня одного». — Рита слегка откашлялась. — Декстер… я понимаю, тебя напрягает наша свадьба…
— Ничуть, — тут же возразил я.
— Только хочу, чтобы ты знал. Я ни за что никогда не покину тебя. — Она вновь дотянулась до моей руки. — Это у меня навсегда, крепыш. Ты моя опора. — Быстро обернувшись, Рита положила голову мне на плечо. — Не тревожься, Декстер, я ни за что не покину тебя.
Положим, во снах я не поднаторел, но все же был вполне уверен, что мое подсознание не очень терзалось мыслью, что Рита меня бросит. То есть мне и в голову не приходило, что она это сделает, а это, если вникнуть, вовсе не было знаком доверия с моей стороны. Я просто о том не думал. По правде говоря, я понятия не имел, отчего ее потянуло ко мне, так что любое гипотетическое расставание было бы столь же загадочным.
Нет, все дело в моем подсознании. Если оно кричало от боли при угрозе оказаться оставленным, я в точности знал, что именно оно страшится потерять: Темного Пассажира. Друг закадычный, мой постоянный спутник на пути по невзгодам и острым удовольствиям жизни. Вот что за страх таился во сне: потерять то, что настолько успело войти в меня, что, по сути, определило, каким мне быть, на всю оставшуюся жизнь.
Когда он затаился на месте преступления в университете, это, ясное дело, здорово потрясло меня, сильнее, чем я тогда понимал. Неожиданное и весьма жуткое появление шестидесяти пяти процентов сержанта Доакса породило ощущение опасности, остальное было плевым делом. Мое подсознание взбрыкнуло и породило подходящий по теме сон. Яснее не бывает: психоз номер 101, пример из учебника, беспокоиться не о чем.
Тогда почему я беспокоюсь?