Декстер во тьме

— На самом деле знать тебе не нужно. Штука в том, что нет еще решения, пригоден ли я по-прежнему. — Он глянул на вилку, зажатую в стальной кисти, повернул руку, чтобы убедиться, что та движется, и бросил: — Твою мать!

Почувствовав, что мы вот-вот окунемся в неловкое молчание, я изо всех сил постарался вернуть все на основу общительности.

— Вы в кильне нашли что-нибудь? — спросил я. — Украшение какое или еще что?

— А это что за хрень? — спросила сестра.

— Кильн — печь такая. В ней тела сожгли.

— Ты что, все мимо ушей пропустил? Мы не обнаружили, где тела сожгли.

— А-а-а, — протянул я. — Я-то полагал, что это сделали прямо в кампусе, в керамической мастерской.

По ее внезапно заледеневшему лицу я понял, что Дебс либо страдает от сильного несварения желудка, либо ничего не знала про керамическую мастерскую.

— Она всего в полумиле от озера, где нашли тела. Ну, знаешь, печи-кильны? Где керамику обжигают.

Дебора чуть задержала на мне взгляд, потом выскочила из-за стола. Что за дивно изобретательный и драматический способ прекратить разговор, подумал я. Мне понадобилась еще секунда-другая, чтобы совершить нечто осмысленное, а не просто моргать ей вслед.

— Видно, она не знала про это, — произнес Чацки.

— Я сразу о том же подумал, — отозвался я. — Мы за ней?

Кайл пожал плечами и зацепил последний кусок стейка.

— Я еще закажу флан и кофесито. Потом возьму такси, раз уж мне не позволяется помочь. — И, подобрав рис с фасолью, кивнул мне. — А ты двигай, если не хочешь обратно на работу пешком топать.

У меня не было, признаюсь, никакого желания топать обратно на своих двоих. С другой стороны, у меня еще почти половина молочного коктейля оставалась, и оставлять его тоже не хотелось. Я встал, направился к выходу, зато и удар себе смягчил: подхватил на ходу нетронутую половину сэндвича Деборы и, забрав его с собой, выскочил из ресторанчика вслед за сестрой.

Вскоре мы въезжали в ворота университетского кампуса. Часть времени поездки Дебора употребила на переговоры по рации, давая указания ждать нас у печей, а остальное ушло на скрежетание зубами и бормотание.

Въехав в ворота, мы свернули налево на петляющую дорогу, ведущую к керамической мастерской. Там я еще на первом курсе постигал азы керамики в попытке расширить горизонты познаний и умений, и, как оказалось, отлично справлялся с изготовлением ширпотребных ваз, зато был жутко безуспешен в создании оригинальных произведений искусства, во всяком случае не в керамике. В своей же сфере, льщу себя надеждой, я вполне созидателен, что недавно и продемонстрировал на Зандере.

Эйнджел-не-родственник был уже на месте, внимательно и терпеливо осматривал первый кильн, выискивая любой признак практически чего угодно. Подошла Дебора и присела рядом с ним, оставив меня один на один с половиной ее сэндвича на три укуса. Я откусил первый кусочек. У желтой ленты стала скапливаться толпа. Возможно, люди рассчитывали увидеть нечто слишком жуткое, чтобы на это смотреть. Никогда не понимал, почему люди вот так собираются, но они всегда так делали.

Дебора уже сидела на земле рядом с Эйнджелом, который с головой залез в первую печь. Ждать, видно, придется долго.

Только-только у меня во рту оказался последний кусочек сэндвича, как я почувствовал, что за мной следят. Конечно, на меня смотрели, всегда глазеют на каждого, кто оказывается по эту, деловую, сторону желтой ленты. Только за мной еще и следили… Темный Пассажир вопил: нечто выделило меня, проявляя нездоровый интерес к тому особому и чудесному, что есть во мне. И это мне совсем не нравилось. Когда, проглотив остатки сэндвича, я обернулся, голос внутри меня прошипел что-то, прозвучавшее словно замешательство… а потом замолчал.

И только он умолк, как я опять ощутил накат панической тошноты и яркий желтый клин слепоты. На какое-то время я застыл как вкопанный, все чувства во мне вопили об опасности, умение же хоть как-то противостоять ей пропало напрочь. Длилось это всего секунду. Я пробивался обратно на поверхность, пристальнее вглядывался в то, что меня окружало, — ничего не изменилось. Горстка зевак по-прежнему смотрела, солнышко ярко светило, слабый ветерок шуршал в листве деревьев. Всего лишь еще один превосходный денек в Майами, только в этом раю затаил свою главу змий. Я закрыл глаза, вслушивался изо всех сил, надеясь хоть на какой-то намек о характере угрозы, однако не было слышно ничего, кроме скребущего эха удиравших когтистых лап.