Дела давно минувших дней... Историко-бытовой комментарий к произведениям русской классики XVIII—XIX веков

В главе IV последней части поэмы («Доброе время – добрые песни») внимание автора в самом деле «приковано к народной массе», но считать эту массу «пробуждающейся для возможного революционного переворота» (Л. Розанова), а Гришу – застрельщиком таких действий, не позволяет сам текст произведения.

У Некрасова Гриша слагает песню о Руси:

Сила с неправдою

Не уживается,

Жертва неправдою

Не вызывается…

<… >

Встали – небужены,

Вышли – непрошены,

Жита по зернышку

Горы наношены!

Очевидно, что речь здесь идет не о сокрушительном перевороте, а о совокупных многократных, малоэффектных внешне, но эффективных действиях мирного характера («горы», наношенные «по зернышку»). «Искра сокрытая», внесенная в народную среду, должна породить не пожар, а стать источником света.

Недвусмысленно выражена авторская позиция и в таком отступлении:

Довольно демон ярости

Летал с мечом карающим

Над русскою землей.

Довольно рабство тяжкое

Одни пути лукавые

Открытыми, влекущими

Держало на Руси!

Над Русью оживающей

Иная песня слышится:

То ангел милосердия,

Незримо пролетающий

Над нею, – души сильные

Зовет на честный путь.

И хотя «души сильные, любвеобильные» и встают «на бой, на труд», «бой» здесь не более чем риторическая фигура, причем не самая удачная, ибо дальше сказано:

И ангел милосердия

Недаром песнь призывную

Поет над русским юношей —

Немало Русь уж выслала

Сынов своих, отмеченных

Печатью дара Божьего,

На честные пути…

Путь террора и насилия в представлении человека, воспитанного в христианских традициях, никак не может быть отмечен Божьим даром. И ангел милосердия не может призывать к убийству. И в песне Гриши звучит тот же мотив:

Довольно! Окончен с прошедшим расчет,

Окончен расчет с господином!

Сбирается с силами русский народ

И учится быть гражданином…

Если бы расчет с господином только предстоял, тогда Некрасов не выдвинул бы на первый план утверждение «окончен с прошедшим расчет». Очевидно также, что и «учеба на гражданина» – процесс длительный и ничего общего с революционными потрясениями и террором не имеющий.

Некрасов не собирался вслед за экстремистами нечаевского толка призывать Русь к топору. И дело не только в его личных симпатиях или антипатиях. Поэт сознавал, что «…в народных низах не было пока силы реализовать в исторической действительности былинный идеал богатыря – защитника народных интересов, противостоящего и внешним врагам, и собственным неправедным властителям. Характерно, что Матрена никогда не видела Савелия распрямленным («дугой спина у дедушки», ходит он «согнувшись»). Эта деталь портрета Савелия становится символической. Дух его, когда-то взыскующий воли и правды, в конце концов оказывается сломленным и горьким опытом каторги, и семейными бедами. Он внушает Матрене: «Терпи, многокручинная! / Терпи, многострадальная! / Нам правды не найти». И, не надеясь уже ни на собственные силы, ни на потенциалы народа, он смиренно ходит по монастырям, молясь «за все страдное русское крестьянство» и уповая на Божью помощь» (И. Грачева).

Путь народа к подлинно счастливой жизни, по мысли Некрасова, пролегает не через кровь и пожары; искомое можно найти, лишь объединив все «честные» силы и направив их на просвещение масс и воспитание в них гражданского сознания. Одного из таких «народных заступников» и представляет в поэме Гриша Добросклонов, пока еще юный и неопытный, но исполненный бескорыстного энтузиазма.

Что же касается легенды «О двух великих грешниках», которая традиционно толковалась как призыв к бунту, то в наши дни исследователь склонен видеть в ней перекличку с современной Некрасову политической действительностью, не более. Смысл легенды не в обличении только лишь помещичьего произвола, а в обвинении неправедности Российской монархии вообще. В народной среде, как утверждает И. Грачева, Кудеяра считали старшим братом Ивана Грозного, вероломно отнявшим у Кудеяра право престолонаследия, после чего тот стал одним из лидеров оппозиции, противостоявшей тирании царя. «Глубины исторического контекста, проступавшие за строками некрасовского повествования, напоминали, что самые великие грехи отягощали не пана Глуховского, а российских правителей, которые в разные исторические эпохи оказывались виновными перед своим народом и от которых Бог отвратил лицо свое. Среди таких правителей, несомненно, подразумевается и Александр II, своей реформой обманувший народные ожидания».