И еще одно. Русский крестьянин при всех его титанических усилиях зачастую не мог выбиться из нужды и потому, что основные земельные угодья России находятся в зоне так называемого рискованного земледелия — солнечные дни, благоприятствующие созреванию злаковых, у нас на грани минимума. Если лето бывало холодным или с затяжными дождями, все труды пахаря шли прахом. И крепкие хозяйства в считанные месяцы могли превратиться в полунищие, а при малоземелье и отсутствии страховочных средств этот процесс шел еще быстрее.
Чтобы прокормить семью и поддерживать определенный средний уровень существования, крестьянину приходилось искать дополнительных заработков. Чаще всего это были какие-нибудь ремесла. Так, в Палехе и Холуе (Владимирская губерния) уже в XVII веке возникли целые династии иконописцев, чьи творения распространялись по всей Руси. В Дымкове (Вятская губерния) издавна специализировались на производстве глиняной раскрашенной игрушки, Кимры поставляли обувь, в других местах обжигали глиняную посуду, катали валенки, варили дешевое мыло и т. д. Заработки сельских мастеров были невелики и нестабильны, но, поскольку все они имели свое подсобное хозяйство, их положение все-таки было куда лучше, нежели тех, кто занимался одним хлебопашеством.
Развиты были и «отхожие промыслы». Хозяева, овладевшие каким-либо ремеслом, уходили на заработки в крупные города, где работали каменщиками, печниками, подвизались в трактирных служителях и т. п.
В поэме Некрасова странники не раз сталкиваются с такими отходниками. Это и мужики, ранее принадлежавшие Оболт-Оболдуеву, каменщик Трофим, каменотес-олончанин, Яким Нагой, занимавшийся отхожим промыслом в молодости, не названный по имени «мужик богатый… питерщик». «Питерщиками» называли отходников, которые трудились в северной столице. Нередко связь «питерщиков» с родной деревней заключалась лишь в том, что их семьи проживали в селе, а сами они наезжали домой время от времени. Колоритные типы таких отходников изображены в рассказах А. Писемского «Питерщик» (1852) и «Плотничья артель» (1855). Современники по-разному оценивали значение отходничества в крестьянской жизни. Часто отмечали дух самостоятельности, независимости у поработавших на стороне, особенно в больших городах, подчеркивали осведомленность отходников в самых разнообразных вопросах. Например, фольклорист П. И. Якушкин, немало походивший по деревням, писал в 40-х г. XIX в. о Раненбургском уезде Рязанской губернии: «Народ в уезде более, нежели в других местах, образован, причина чего ясная — многие отсюда ходят на работу в Москву… набирают уму-разуму».
Не владеющие ремеслом, если подступала нужда, шли в бурлаки. Это была уже последняя степень падения крестьянина. Н. Лесков в «Соборянах» (1872) писал: «Из голодавших зимой деревень ежедневно прибывали в город толпы оборванных мужиков в лаптях и белых войлочных колпачках. Они набивались в бурлаки из одних податей и из хлеба и были очень счастливы, если их брали сплавлять в далекие страны тот самый хлеб, которого недоставало у них дома. Но и этого счастья, разумеется, удостаивались не все. Предложение труда далеко превышало запрос на него».
Работа эта была поистине каторжной. В любую погоду, за исключением разве что бури, тянули бурлаки тяжело груженные баржи. Как это делалось, дает представление широко известная картина И. Репина «Бурлаки на Волге» (1872).
Как неизбежная примета Поволжья отмечены бурлаки и в поэме Некрасова.
При всем сочувствии и уважении к народу-труженику поэт все же не проходит и мимо темных сторон его жизни. Одна из них — всенародная приверженность зеленому змию. Действительно, пили в России много, и с годами эта напасть лишь разрасталась.
Неблагополучие в этой сфере чувствовал и сам народ. В преддверии реформы, в 1859 году в ряде сел и деревень, более всего в Белоруссии, стихийно стали возникать крестьянские сходы, на которых выносились мирские приговоры против откупной продажи вина и давались зароки трезвости. Начались и бойкоты кабаков. Правда, кампания эта продлилась недолго и ощутимых результатов не дала.
Об этом можно судить и по поэме Некрасова. Почти ни один из персонажей «Кому на Руси…» не принимает участия в действии без того, чтобы не приложиться к бутылке.
Вот странники получают от птички волшебный дар — скатерть-самобранку, которая поставляет «хлебушка / По полупуду в день… водки по ведерочку», а в придачу к ним соленых огурцов, квасу и чаю. Мужики «у скатерти уселися, / Пошел тут пир горой».
Ведро вмещает в себя 12,5 л. Если разделить этот объем на семерых, то на каждого придется почти по два литра (точнее, 1,8 л). «Под утро как убитые / Заснули мужики», но просыпаются они как ни в чем не бывало.